Передружба. Недоотношения - Алекс Хилл Страница 12

– Ну так рассказывай… – тихо произношу я, глядя в землю.

Она молчит. Долго. Слишком долго. Слышу, как стучит сердце. Все медленнее и медленнее. Вот-вот остановится, и я упаду замертво. Озвучиваю убийственную правду, сама нажимая на курок пистолета, что прижат к моему виску:

– Тебе нравится Кот?

– Я не хотела, Бо. Прости меня. Я… Я собиралась помочь, честно. Пыталась выведать у него о чувствах к тебе, узнать, есть ли шанс раскрыть их по-новому, но…

Поворачиваюсь и вижу слезы на ее щеках и приоткрытые в рваном дыхании губы. Я же на удивление спокойна. Чувствую себя пустой могилой и жду, когда Оксана продолжит рассказ.

– Он начал проявлять ко мне интерес.

Выстрел в упор.

Сердце замирает, глотая пулю.

– Я говорила ему, чтобы он забыл об этом, что мы друзья. Я даже сказала, что подозреваю о твоих чувствах и он должен посмотреть на тебя внимательнее, но…

Снова заминка, чтобы я в полной мере смогла ощутить всю боль поражения. Не могу сделать вдох, токсичный газ обиды разрывает легкие.

– Богдан… – говорит Оксана, хлюпая носом.

Она никогда не называла его по имени. Только Кот. А теперь… Богдан…

– Богдан сказал, что относится к тебе только по-дружески. А вчера, я не знаю… Я ужасна. Но, Бо, ты сама сказала, что хочешь все закончить… А он… Мы… Я не знаю! Бо, прости меня! Пожалуйста! Я не хотела! Но это стало так трудно контролировать, когда я узнала его ближе…

Еще одна пуля.

Понимаю, о чем она. Сама чувствую к Богдану то же самое, но между нами есть разница. Ее чувства взаимны. Они могут расцвести и принести им обоим счастье. А я… Это зернышко не проросло. Кто в этом виноват? Точно не Оксана. Я прятала его слишком долго, и оно умерло без солнечного света.

– Бо? – тихо зовет Оксана, касаясь моего плеча.

Смотрю в светлые, полные слез и раскаяния глаза подруги. Это я виновата. Всех запутала. Не хочу, чтобы ей было больно. Не хочу, чтобы она плакала и мучилась из-за меня.

– Почему ты сразу мне не сказала?

– Мне было страшно. Я не хотела расстраивать тебя. Думала, все как-нибудь решится.

Короткий звук – сигнал сообщения из ее сумки.

– Это он?

– Да, наверное. Он тоже волнуется за тебя. Не хочет терять вашу дружбу.

– Ты сказала ему о моих чувствах?

– Нет! Я сказала, что догадываюсь, но не уверена! Я… Бо…

Новая волна слез накрывает Оксанку, а у меня они словно все исчезли. Высохли. Я думала, разбитое сердце – это адски больно. Что не смогу сдержать криков и слез, но… Чувствую только, как холодная рука пронзает кожу в районе груди, хватает и сжимает нашпигованное пулями сердце до тех пор, пока оно не превращается в пыль.

И все…

Больше ничего нет…

– Оксан, эй! Прекрати, слышишь? Никто не умер. Ничего страшного не случилось. Ты нравишься ему, он тебе… Значит, так суждено. Это чувства, я не могу винить тебя за них.

Она отнимает ладони от лица и хлопает мокрыми слипшимися ресницами:

– Правда?

– Да.

– И ты была бы не против, если…

Пытаюсь поймать положение в пространстве, но, кажется, плыву где-то под водой. Что я сейчас должна чувствовать? Где все эмоции?

– Это решать не мне, – отвечаю приглушенно.

– Но ты наша подруга.

– Так и есть. Было и будет. Это не изменилось.

– Бо!

Оксанка бросается мне на шею, крепко обнимая. Глажу ее по спине и волосам, унимая дрожь.

– Ты самая лучшая подруга на свете.

Бах!

Третий выстрел насквозь пробивает пустую грудную клетку.

Уже не важно, у кого в руках пистолет.

Оксана…

Богдан…

Я сама…

Уверена, что поступаю правильно. Они мои лучшие друзья. Запретить им быть вместе только из-за эгоизма? И кому станет легче? Не мне. Я желаю им лучшего. Пусть они будут счастливы рядом друг с другом.

А я…

А я не знаю…

Как-нибудь переживу.

Оксанка успокаивается спустя несколько минут.

– Бо… – говорит она, пытаясь поймать мой взгляд, но я смотрю сквозь нее. – Бо!

– Да?

– Тебе стоит поговорить и с Богданом тоже.

Туман из головы не уходит, наверное, организм выплеснул в кровь естественное обезболивающее, спасая меня от внутренней агонии.

– Что? – спокойно переспрашиваю я.

– Он волнуется не меньше меня. Переживает. Думаю, ему бы тоже хотелось услышать от тебя слова поддержки. Богдан так сильно дорожит вашей дружбой, что не знает, как к тебе подступиться, чтобы ничего не разрушить.

Дорожит нашей дружбой?

Дружбой, да?

Ненавижу это слово.

– Я позвоню ему сегодня и…

– Зачем? Мы собирались встретиться, он уже где-то неподалеку. Сейчас я ему напишу.

Попадаю в медленную зону. Хочу остановить Оксанку, но вместо этого лишь беспомощно наблюдаю за ее действиями, чувствуя невыносимую тяжесть собственного тела. Окси встает и берет меня за руку.

– Он в сквере, идем?

Киваю. Если и ломать кости, то все разом, чтобы не растягивать боль.

Окси ведет меня за собой, я едва переставляю ноги, но она не замечает этого или делает вид, что не замечает. Она болтает о чем-то, пытаясь меня отвлечь, но я не слышу слов. Ее голос – белый шум. Минуем дворы и подходим к пешеходному переходу. Впереди сквер. Руки горят и потеют. Делаю крошечный шаг назад.

Не могу…

Оксана сжимает мою ладонь, не поворачивая головы.

– Что я ему скажу? Я не готова…

– То же самое, что и мне, Бо: что он твой друг и ничто этого не изменит. Вот увидишь, тебе станет легче, и нам всем тоже. Все будет отлично…

Загорается зеленый свет. Полоски зебры мелькают под ногами. В голове появляется ужасная мысль – было бы неплохо, если бы сейчас меня сбила машина. Пара месяцев больницы кажутся лучшей перспективой, чем разговор с Котом.

Вижу его… Сковывающий лед нарастает толстой коркой под кожей. Богдан встает с лавочки, встречая нас. Несколько метров дорожки становятся тропой к гильотине.

– Давай, Бо. Я подожду здесь, – шепчет Окси и подталкивает меня в спину.

Так вот как чувствуют себя люди, приговоренные к казни, когда шагают к палачу? Колени дрожат, во рту сухо, виски пульсируют от напряжения.