Насмешка судьбы - Лина Баркли Страница 12

— А это зачем?

— Для пикника, — тихо отозвался он.

— Пикника? — переспросила она, только сейчас осознав, что машина уже десять минут как остановилась, что они вышли из нее и разговаривают на обочине. — Нет, позволь уточнить. После того, как ты объявил о своем намерении выселить мою мать, ты надеешься, что я приму участие в твоем гнусном пикнике?

— Добавь к этому, что мысль о вручении уведомления разжигает мой аппетит, — заявил он и повернулся к ней спиной, собираясь уйти.

Потрясенная до глубины души услышанным, Энжи молча проводила его взглядом, пока голова Лоренцо не скрылась из виду. Стиснув зубы и подавив уязвленную гордость, она последовала за ним по тропинке под густую крону деревьев. Пройдя мимо развалин небольшого каменного дома, поросшего травой и кустарником, в тени раскидистого дерева она увидела разложенный плед и корзинку с продуктами. Лоренцо стоял неподалеку на невысоком холме и смотрел на деревушку, видневшуюся вдали. Когда Энжи приблизилась к нему, он обернулся.

— Лоренцо, — смущенно начала было Энжи. — Мне...

— Там вдали находится «Лацио», — безмятежно сказал он. — Моя бабушка родилась в том баре, где мы встретились с тобой вчера. У ее отца были мечты, которые так и остались мечтами.

— Я...

— Молчи и слушай. — Он строго посмотрел на нее, а затем спросил: — Что еще ты видишь?

Энжи в смятении огляделась по сторонам, не понимая, к чему он клонит.

— Мой прадедушка родился в этом развалившемся доме, — тихо произнес Лоренцо. — В семье было одиннадцать детей, но только шестеро выжили. Он привел меня сюда, когда мне было восемь лет, и сказал, что здесь начинаются корни семьи Боргезе. Конечно, глухомань, но, поверь мне, я очень горжусь своим происхождением.

— Понимаю, — отрешенно согласилась она. — Но...

— Нет, ничего ты не понимаешь! — взорвался он и отошел.

Энжи не могла сосредоточиться, слишком много и сразу свалилось на нее. Лоренцо же как ни в чем не бывало, стоя на коленях на пледе, открывал бутылку с вином. Его руки не тряслись, как у Энжи, и все движения были строго выверены и спокойны.

— У мамы сейчас гостят знакомые, — вдруг сказала она. — Я не одобряю то, что она сделала, но ее жизнь была не из легких...

— Пока она не зацепила меня...

— Она могла бы стать великой актрисой, если бы ей не пришлось сидеть со мной, — произнесла она, переминаясь с ноги на ногу. — А потом отец забрал меня к себе, она не могла найти меня и в конце концов вторично вышла замуж, но, увы, они...

— Они обанкротились из-за ее причуд и прихотей.

— Мне она рассказывала по-другому, — возразила Энжи.

— Я в этом нисколько не сомневаюсь. Маргарет алчна до мозга костей. Даже заключив с ней официальное соглашение, я ни на секунду не сомневался, что она предпримет ряд попыток в обход закона, и, поверь мне, так и произошло. При этом она проявила чудеса изобретательности и изворотливости. Не ожидай от меня сочувствия к ней. Да и у тебя тоже рыльце в пушку.

— Ты собираешься привлечь к ответственности нас обеих?

— По-твоему, я способен судиться с собственной женой? А вот твою мать... — он посмотрел в широко распахнутые, наполненные страхом глаза Энжи, — стоит хорошенько наказать.

— Но если ты считаешь и меня повинной в махинациях, то это будет нечестно! — горячо запротестовала она, ужаснувшись, что ее мать могут привести в суд и судить как преступницу.

— Уж не хочешь ли ты признаться, что участвовала в мошенничестве с самого начала? — осведомился Лоренцо. — У меня сложилось впечатление, что Маргарет выделяла тебе очень скромные суммы денег.

— Я всегда знала, что мама поступает абсолютно правильно, — вдохновенно лгала она, надеясь отвести гнев Лоренцо от матери и направить удар на себя.

Лоренцо пытливо посмотрел на раскрасневшуюся Энжи, дрожавшую как осиновый лист и готовую упасть в обморок в любой момент. Он прищурился.

— Теперь твоя история звучит несколько иначе.

— Я знала, что принимать от тебя деньги было нехорошо, но я... я ненавидела тебя после того, как увидела вас вместе в лифте в тот день! — в сердцах выпалила она, стараясь всеми средствами защитить мать.

— В это я охотно верю. Но мне также кажется, что ты скорее согласишься голодать, чем сознательно примешь от меня помощь. Неужели я ошибался в тебе? — Лоренцо испытующе посмотрел на жену, но та не слушала его.

— Пожалуйста, не поступай так с моей мамой, — умоляла она. — Будь милосердным, позволь ей собраться и спокойно уехать из дому.

— А что я получу в обмен за великодушие?

Воцарилась мертвая тишина, не нарушаемая даже легким дуновением ветерка, стрекотанием кузнечика в траве или движением листка. Полуденное солнце нещадно жгло. Энжи взглянула в непримиримые, жестокие глаза Лоренцо.

— Я не знаю, что ты хочешь...

— Неужели? И не догадываешься? — Он криво усмехнулся. — Хочу разделить с тобой ложе.

— Я не верю... — пробормотала она, полагая, что Лоренцо шутит. — Мне трудно поверить в такое безумное желание.

— А разве не этого жаждет мужчина от красивой женщины?

— Я не красива...

Лоренцо медленно приблизился к ней. Его карие глаза горели знакомым золотистым огнем, прожигавшим Энжи насквозь. Он вытащил заколку из ее волос, и они пышной волной рассыпались по плечам.

— Мне нравится, когда у тебя распущены волосы, — тихо промолвил он, перебирая искрящиеся в солнечных лучах пряди. От этих движений ее сердце забилось сильнее, ноги обмякли. — Очень красива и очень сексуальна, — хрипло прибавил Лоренцо, притягивая ее к себе.

Прижатая к сильному мужскому телу и ощущая памятный, едва уловимый аромат, она с удивлением обнаружила, что ее грудь налилась, а соски заострились. Все мысли куда-то улетучились, а кожа покрылась мурашками, не предвещавшими ничего хорошего.

— Откуда такая внезапная покорность? Должно быть, ты сказала себе, что это надо ради спасения матери. Но ты слукавила, моя девочка. В тебе была и есть страсть, необузданная сила. И сейчас ты вся горишь от возбуждения, а не цепенеешь от страха, — полушепотом сказал он, отпуская от себя.

Энжи хотела возразить ему, но молчала, так как знала, что он прав, и предательски дрожавшее тело, требовавшее ласки и любви, подтверждало это. Да, оно было объято отчаянным, неконтролируемым желанием неги и счастья, вызванным не давними воспоминаниями, а сегодняшним, сиюминутным моментом.

Лоренцо взял два бокала и, наполнив вином, протянул один ей.

— Но, ты понимаешь, я совсем не жалуюсь, — обронил он. — Бесполезно взывать к моей совести и милосердию. К. тому же за все грехи надо платить...

Энжи показалось, что она в аду и земля полыхает под ее ногами.