Роковой поцелуй - Лара Темпл Страница 12

– Нет. Ваши деньги мне не нужны. Все бессмысленно. Прощайте, мисс Силвердейл.

Она схватила его за руку.

– Ах, прошу вас, скажите же! Мне нужна ваша помощь, но, кроме денег, мне больше нечего вам предложить… По крайней мере, такого, что вы оцените.

– Что я оценю?

Она отвела от него молящий взгляд.

– Что оценит… опытный человек. Едва ли могу вообразить, что вы захотите чего-то в таком роде от такой девушки, как я.

– От такой девушки, как вы?

– Ничем не примечательной, – нехотя ответила она.

Она явно повторяла чужие слова, и он изумился. Ни один мужчина в здравом уме не способен назвать такую девушку непримечательной!

– Вот уж как бы я вас точно не назвал! Поверьте, мисс Силвердейл, вы одна из самых примечательных моих знакомых.

Лицо ее, и без того порозовевшее, запылало – как и каждая клеточка его тела. Он легко дотронулся до ее руки, которая сжимала его плечо.

– Обещаю разыскать вам мистера Элдрича, если смогу.

Она не выпустила его.

– Обещаете? Просто так? Без награды?

– Без награды. Но дальше вам придется действовать самостоятельно.

Она выпустила его; как только напряжение ослабло, он заметил, как к ней вернулось любопытство.

– Лорд Синклер, а что вы хотели у меня попросить?

Он вздохнул.

– Сейчас я вас порадую. Я избавил вас от страшных переживаний, потому что не попросил вас о поцелуе.

– О поцелуе?! – недоверчиво переспросила она. – Вы, наверное, шутите.

– Хотя шучу я редко, сейчас вынужден с вами согласиться. Я имел в виду просто поцелуй. Я не собирался просить у вас вашего первенца. Вы получили, что хотели. А теперь мне лучше уйти, не дав вам окончательно втоптать в грязь мое тщеславие.

– Я не… просто… ваша просьба кажется мне немного глупой. То есть… сплетни приписывают вам дюжину любовниц. Зачем вам мой поцелуй?

– Я и сам начинаю себе удивляться. Знаете, вы самая несносная женщина… девушка… все равно… из тех, кого я встречал. Прощайте, мисс Силвердейл.

– Подождите.

Несмотря на лучшие намерения, он остановился на пороге.

– Что еще, мисс Силвердейл?

– Вы в самом деле хотели поцеловать меня? – При виде ее замешательства его раздражение прошло. Его сменили досада и другие чувства…

– Да, но с моей стороны было крайне глупо предлагать вам нечто подобное. Я прекрасно понимаю: несмотря на ваши представления на Спиннер-стрит, вы – молодая женщина из хорошей семьи, которая питает неприязнь к… физической близости. Все было очевидно по вашей мученической позе, когда молодой Пейтон всего лишь пощекотал вам щеку.

Она прижала к лицу ладони.

– Нет, я не… я раньше никогда…

Гнев вспыхнул в нем, когда он услышал подтверждение своих подозрений. Интересно, какой неуклюжий дурак внушил ей такое отвращение к физическим ласкам? Скорее всего, не скучный юнец Пейтон. Ему показалось, что она относится к нему по-доброму, а их поцелуй был весьма бесстрастным, как будто она целовала маргаритку. Тем больше у него оснований уйти. Он за нее не в ответе.

– Вас кто-то обидел.

Оливия сжала губы, а потом нехотя ответила:

– Кое-кто обманул меня, использовал меня, что было больнее всего, но он никогда… Это не имеет значения, все осталось в прошлом. Но насчет Колина вы ошибаетесь. Я не хотела, чтобы он целовал меня, потому что он придает поцелую слишком большое значение. Я не хочу снова оказываться зажатой в угол. Мне придется делать выбор, который не соответствует моим желаниям. Сейчас все по-другому; вы ничего не хотите от меня, кроме поцелуя, хотя я понятия не имею, почему вы хотите меня поцеловать. Понимаете?

Он воздержался от поправки: он хотел не просто поцелуя…

– Да, наверное.

Оливия улыбнулась, прищурилась; глаза ее стали цвета меда. Она смотрела на него мечтательно, и он вспомнил, как она рассматривала его в тот первый день в церкви: хотя она была напряжена и напугана, она словно оценивала его, прикидывала, чего он стоит.

– Может быть, тогда попробуем?

– Что попробуем?! – Лукас стремительно терял контроль над ситуацией; неужели она имеет в виду…

– Поцелуи. Мне невыносима мысль о том, что всякий раз, как я думаю о поцелуях, я должна вспоминать его… не хочу, чтобы вероломный негодяй влиял на мою дальнейшую жизнь. Так что, возможно, это неплохая мысль. Хотелось бы мне избавиться от его власти, а удобный случай может и не представиться. В конце концов, я знаю, что могу вам доверять и вы не станете сплетничать. И все же я немного волнуюсь. Что, если мне не понравится? Как вы думаете, удастся ли вам быть убедительным?

Возможно, время от времени он и проявлял безрассудство, хотя и меньшее, чем думали в обществе, но он никогда…

– Я попробую.

– Отлично! Благодарю вас.

Она решительно выпрямилась и расправила плечи. Лицо у нее по-прежнему пылало, но прежнее оживление угасало, и она выглядела, как тогда в церкви, когда ждала, что тот молодой человек ее поцелует.

Конечно, его удерживала на месте тревога, которая таилась за ее решимостью. Непонятно, почему столь страстная натура, как она, отзывается на обычный поцелуй гремучей смесью решимости и страха. Он не был уверен, что ее желание экспериментировать ему нравится. Он понял: как ни странно, если оставить за скобками его несомненный интерес, исполнив ее просьбу, он лишь подольет масла в огонь. Ему нужно быть очень, очень осторожным. Он прекрасно сознавал, что глупое стремление удовлетворить свое любопытство в обмен на быстрый поцелуй завело его в ловушку. Надо запомнить на будущее: нельзя потакать своим порывам!

Он осторожно приподнял ее подбородок, и ее губы тут же плотно сжались.

– Расслабьтесь, я пока не собираюсь вас целовать.

– Нет? – Она захлопала ресницами.

– Перед тем как это сделать, я вас предупрежу, и, если вам не захочется, вам достаточно лишь сказать. А теперь закройте глаза.

– Зачем?

Он вздохнул.

– Доверьтесь мне. Обещаю, я не стану целовать вас, вначале не спросив. Ну же, закройте глаза.

Она повиновалась, нахмурившись, и он дотронулся до ее щеки, легко ведя пальцами по скуле туда, где над ухом курчавились мягкие волосы. Он провел пальцем по прядкам, поглаживая ей висок; его рука повторяла очертания ее лица, исследовала нежную точку за ухом. Плечо Оливии чуть приподнялось, и он наблюдал, как дрожат ее ресницы, на удивление темные и длинные, как сходятся и расходятся брови, как будто она пытается расслышать что-то вдали.

Он по-прежнему касался ее легко и нежно; он гадал, о чем она думает. Может быть, несмотря на всю внешнюю решимость, она сжимается внутри, потому что каждая ласка вызывает у нее в памяти пережитые боль и унижение?