Венчание без невесты - Кенди Шеперд Страница 12

Никки поерзала в своем кресле.

— Так возможный скандал совсем рядом. Сидит рядом с тобой и ест папайю.

Черты лица Макса смягчились, и он снова улыбнулся.

— Ты сама это сказала, не я…

— Но я, без шуток, очень сопереживаю тебе, — сказала она. — Мне, например, было непросто продать свое дело. Я ведь начинала с нуля. Вложила в него столько сил. Я думала, что не смогу без него жить.

— Но ты смогла?

— Удивительно, но да. С того момента, как я переехала сюда, у меня постоянно рождаются новые идеи.

Правда, все ее идеи касались только бизнеса. Ей нужен был новый источник вдохновения — новое дело, которому она посвятила бы всю себя.

Она всегда фанатично относилась к своей работе. Ее сестра Кайли утверждала, что для Никки было важнее доказать отцу, что она может добиться успеха, а не вылечить ее от аллергии. Никки не спорила с сестрой. Ее отношения с отцом всегда были сложными. Она не знала, сможет ли простить его за смерть матери.

Та умерла от рака груди через несколько дней после того, как Никки исполнилось двадцать один год. Никки и Кайли были убеждены, что причиной рака стали душевные страдания матери, ее разбитое сердце. Она не смогла простить мужу измену с молодой сотрудницей из его компании. Она сильно переживала из‑за последовавшего развода и спешной женитьбы ее уже бывшего мужа на любовнице. Однако Никки не хотела обсуждать с Максом эту сторону своей жизни.

— Алан знал, что ты собираешься продавать свой бизнес? — Лицо Макса напряглось.

— Да. Он настоял на продаже. Сейчас я понимаю, что он сделал мне предложение только для того, чтобы впоследствии при разводе разделить вырученные от продажи деньги.

Макс нахмурился.

— Ты серьезно думаешь, что он хотел жениться на тебе только по этой причине?

— Думаю, ему нужны были мои деньги. Он пришел в ярость не из‑за моего побега, а из‑за того, что не успел прибрать к рукам мои деньги.

Никки было трудно говорить спокойно. Как она ни пыталась скрыть обиду, та все равно была слышна в ее голосе.

Макс склонился к ней ближе.

— Не думай об этом. Ты умная, красивая, добрая. Да любой мужчина посчитает за честь быть вместе с тобой.

Его взгляд задержался на ее лице немного дольше, чем обычно.

— Теоретически, конечно… — сказал он, отклоняясь назад.

— Конечно, — ответила она, глядя в пол. У нее стало радостно на душе — он думал, что она красива! — Спасибо за добрые слова!

— Это правда. Каждое мое слово…

Никки взглянула на часы.

— Я бы с удовольствием послушала еще, но долг зовет. Мне пора на работу.

Но она и пальцем не пошевелила, чтобы встать со своего места. Еще раз ей вряд ли удастся так запросто поболтать с Максом. Ей нравилось находиться в его компании, и не потому, что известный теннисист рассказывал ей о своих сомнениях и планах на будущее. Он нравился ей.

Но она должна была взять себя в руки. Симпатия, любовь, желание… Всех этих пунктов не было в ее повестке дня. Что касалось мужчин, то она не могла больше доверять самой себе и своей интуиции. Она и думать о них больше не хотела.

Макс кивнул на поднос:

— Поешь еще фруктов. Или вот эту оставшуюся самосу.

— Нет, давай уж сам, — сказала она. — Мне точно пора идти.

Его близость приводила Никки в замешательство.

Макс протянул руку, взял самосу и откусил от нее большой кусок. Вдруг он замер, что‑то пробормотал и бросил оставшийся кусок на поднос. Никки увидела большой кусок перца чили. Лицо Макса покраснело. Он потянулся к бутылке с водой, но Никки схватила его за руку.

— Нет! От воды будет только хуже! Нужно молоко! Я сейчас принесу.

Она бросилась в его комнату, чтобы принести из холодильника молоко, которое горничная каждый день ставила туда для чая и кофе. Чтобы не терять времени, она протянула Максу целый кувшин.

— Прополощи рот молоком. Оно нейтрализует сок чили.

— Спасибо, — выдавил он из себя.

Никки протянула ему кусок ананаса.

— А теперь вот это. Во рту перестанет гореть.

Он послушно выполнил все, что она сказала.

Никки выжидающе смотрела на него, не пытаясь начать с ним разговор. Через несколько секунд Макс с трудом улыбнулся.

— Не знал, что ты разбираешься в медицине.

Никки была очень расстроена тем, что забыла предупредить Макса о чрезвычайной остроте некоторых местных блюд.

— Я научилась всему на собственном опыте, — извиняющимся тоном произнесла она. — В этом чили очень жгучие семена и сердцевина.

Макс хотел было поднести руку ко рту, чтобы вытереть губы.

— Не трогай! — И Никки снова схватила его за руку. Она заметила, что его пульс участился, несомненно, из‑за жгучего чили.

— Молоко и ананас сейчас подействуют.

Макс закатил глаза.

— Я приехал сюда за миром и спокойствием, а взамен получил ожог полости рта. Макс Конвей, не ведающий поражений, сдался перцу чили.

— Я должна была предупредить тебя…

— Я столько лет не ел ничего, что могло бы вызвать расстройство желудка перед соревнованиями. И тут мне попадается это! Я и подумать не мог, что зеленый чили такой острый!

— Мне так неприятно из‑за этого. Я должна была сама съесть эту самосу вместо тебя…

Не успела она договорить, как Макс расхохотался. Он смеялся так заразительно, что Никки тоже не смогла удержаться.

Каким‑то образом, пока они смеялись, ее рука на его руке соскользнула в его ладонь, а Никки невольно приблизилась к Максу. Его пальцы крепко держали ее за кисть.

— Если ты так переживаешь, то я готов разделить свой ожог с тобой.

Затем его губы коснулись ее губ. Лишь на мгновение. Ее губы дрогнули, а сердце испуганно забилось.

— Чувствуешь? — пробормотал он.

Никки ошеломленно отшатнулась. Не от чили, а от ощущений, пронзивших ее тело. От его близости.

— Чувствую, — нервным голосом ответила она.

Макс уже не смеялся.

— И я почувствовал, — тихо сказал он. Он говорил о перце или о чем‑то еще?

Это было уже слишком. Она не должна была поддерживать с ним никаких контактов впредь. Не только для того, чтобы избежать общественного скандала, но чтобы сохранить свое с трудом обретенное спокойствие.

Никки выдернула свою руку из его ладони.

— Мне надо идти, — сказала она и стремительно направилась к выходу. Меньше всего ей сейчас хотелось влюбиться в мужчину, известного своими многочисленными романами.