Огонь души - Барбара Вуд Страница 11

Собрав монеты и ссыпав их опять в кожаный кошелек, она собрала свои скудные пожитки в кучу и завязала их в узелок. Она была готова уйти, оставалось только одно — нужно было снять с незнакомца цепь. Но, обернувшись, Зоя увидела, что он не спит.

Он сел на постели. Они уставились друг на друга сквозь ночь, освещенную луной, — Зоя, недоверчиво прижавшая свой узел к груди, и незнакомец, удивленно поднявший брови. За последние два дня, пока он спал, Зоя едва ли бросила на него хоть один взгляд, сейчас же она заметила, как он красив.

— Где я? — спросил он.

Чувство, прежде незнакомое Зое, охватило ее, и она содрогнулась. Он был таким беспомощным.

— Ты в моем доме, — ответила она.

— Кто ты?

— Ты не помнишь? — Зоя осторожно подошла к нему и остановилась в свете луны, падавшем через окно.

— Я тебя знаю? — спросил он.

Зоя задумалась. Он потерял память? Целительница говорила, что это возможно. Если так, то, может, и о монетах он тоже забыл?

— Мы встретились два дня назад, — сказала она.

Он поднял руку и смущенно потер лоб.

— Что произошло?

— На тебя напали грабители. В гавани, в переулке.

Складка у него между бровями углубилась. Он так напряженно рассматривал Зою, что она невольно подтянула повыше край паллы на груди.

То, как она стояла, пристально глядя на него, показалось ему знакомым.

— На рыночной площади, — произнес он медленно, — торговец коврами. Там была одна девушка…

Зоя затаила дыхание.

— Это ты?

Она заколебалась. Она играла так много ролей. Грустные пьяные мужчины приходили к ней со своим одиночеством, потому что они тосковали по Битии, Деборе или о Лотус, и в объятиях Зои они искали больше, чем просто удовлетворение похоти, — им нужно было воплощение мечты, желания, последней надежды. Многие ночи лежала она на циновке не как Зоя, девка, а как жена, которой давно нет, как любовь юности из далекого прошлого, иногда как чужая жена, а бывало даже и как мать. Так что если этот смущенный незнакомец хочет видеть в ней девушку, которую случайно повстречал на рыночной площади, кому навредит, если она ему подыграет и тем самым сделает его счастливее?

— Да, — ответила она, — это я.

— Ты ушла, не сказав, как тебя зовут, — пробормотал он и опять потер лоб.

Он все еще не понимал, где находится и почему у него так болит голова. Ему казалось, будто он забыл что-то очень важное. Насо… Все так неясно. У него раскалывалась голова и болело все тело. Он поднял глаза на девушку, стоявшую в лунном свете. Кожа у нее была молочно-белого цвета, а темные волосы сливались с ночью. Неужели это действительно она, та девушка с рыночной площади?

Андреас еще больше запутался. Он видел сны, неясные сны, перетекавшие один в другой. Что они могли означать? Египетская целительница с холодными и нежными руками, Насо и тарелка, полная колбасок, корзина белладонны. Что все это значит?

Девушка подошла поближе и опустилась на колени рядом с ним. У нее был мелодичный голос.

— Ты меня искал?

Андреасу казалось, что да.

— Да.

— Значит, теперь ты меня нашел. — Она улыбнулась.

Андреас поймал ее за руку и, вздохнув, позволил себя уложить. Нет, что-то тут не так. Но он был не в состоянии думать. Он чувствовал себя ужасно слабым. Малахус! Где Малахус? И эта девушка, выдающая себя за другую, — теперь он ясно видел, что она — не та девушка с рыночной площади. Его веки отяжелели.

Он еще раз вздохнул и провалился в благотворный сон.

Немного позже Зоя стояла у окна и смотрела в ночь, поверх крыш и домов, на реку, сверкающую вдали серебром. Когда она сказала незнакомцу, что она девушка с рыночной площади, он долго смотрел на нее, взглядом умоляя сказать ему правду. А теперь он заснул, спокойнее, чем прежде, как показалось Зое, и она опять была одна и чувствовала холод и пустоту одиночества.

Она была смущена не меньше, чем незнакомец. Это был такой мужчина, каких она еще не встречала. Ей казалось, что она знает мужчин и видит насквозь все их мысли, тайны и хитрости. Но Андреас не подходил ни под одну из тех категорий, на которые она привыкла делить мужчин с того самого момента, когда десятилетней девочкой впервые продала свое тело. Больше всего ее поразила сила его нежности. Когда он взял ее за руку и не отпускал несколько мгновений, ей показалось, будто ударило током. Нежное прикосновение поразило ее больше, чем что-либо прежде. Зоя, которая со стороны мужчин знала только насилие и превосходство, не могла соотнести мягкость и доверчивость незнакомца со своими представлениями о мужчинах. Она не выдержала его взгляда, открыто говорившего о боли и беспомощности, и отвернулась.

В тот момент, когда Зоя отошла от окна и взглянула на Андреаса, на нее вдруг нахлынула какая-то теплая волна — это было материнское чувство и горячее желание одновременно. Впервые за годы отвращения и мерзости она почувствовала страстное желание к мужчине. Ей больше не нужен был домик в Сицилии, теперь ее интересовал только этот мужчина. Представления о свободе и благополучии, еще недавно занимавшие ее, теперь были вытеснены портретом этого мужчины, представлением о том, как она завоюет любовь через благодарность. Зоя, девка, которая только что научилась мечтать, в своей наивности представляла себе долгую счастливую жизнь рядом с этим кротким незнакомцем.

Она знала, что ей делать. Она подарит ему новые воспоминания. Она скажет, что ее зовут Титус. Да, пожалуй, это красивое имя. Титус — это звучит неплохо. Она скажет, что они были обручены и собирались вместе уехать.