Мотылек - Кэтрин Куксон Страница 11

Агнес уже сидела за фортепиано, когда трое мужчин вошли в комнату, и, когда они расселись, она начала играть. Она не стала задавать вопрос, как сделала бы в других случаях, что гости желали бы услышать, а решила сыграть что-нибудь, что, по ее мнению, наилучшим образом отвечало ее настроению. «Огорчение по поводу потерянного гроша» Бетховена. Ей хотелось чего-нибудь громкого, порывистого, ей хотелось разбивать ноты вдребезги, терзать клавиши, колотить по ним, ей хотелось как-то вымарать, выдавить всю мягкость, которая была в Милли, всю нежность, которая переполняла Милли, потому что эта мягкость и эта нежность висели на ней, словно цепи, приковывающие ее к этому дому.

Она сильно вспотела, когда закончила играть, и несколько секунд сидела, положив пальцы на клавиши и остановив на них взор. Никто не произнес ни слова одобрения, пока Сэмюель Беннет после короткого смешка не изрек:

— Вот это исполнение, скажу я вам!

— Да-да, совершенно верно, — закивала во все стороны его супруга. Обращаясь к хозяйке дома, она сказала: — Да она могла бы зарабатывать на жизнь, то есть концертами, разве не так? Я хочу сказать, у нее это получается, ну, прямо профессионально.

Она не слышала, что ответила ее мать, так как отец громогласно объяснялся с мистером Беннетом, а рядом стоял Джеймс. Наклонившись к ней и дотронувшись до нот, лежавших на пюпитре, словно собираясь перевернуть страницу, он голосом миссис Беннет произнес: — Профессионал, вот кто вы, вы можете этим зарабатывать на жизнь, то есть концертами.

Джеймс, это она хорошо знала, обладал даром подражателя и часто вызывал у нее смех, хотя ей казалось, что, подражая кому-то, он нередко позволял себе быть жестоким. Но сегодня Агнес не рассмеялась, и, он, выпрямившись, тихо предложил:

— Давай выйдем, погуляем в саду.

Она встала из-за инструмента, а он, слегка поклонившись Кейт Торман, затем миссис Беннет, непринужденно произнес:

— Вы нас извините? — Его слова прозвучали утверждением, не просьбой, он вообще редко о чем-либо просил.

Когда они вышли в холл, по лестнице спускалась Магги, и Агнес с опасением посмотрела на нее. Магги, как всегда с широкой улыбкой на лице, весело воскликнула:

— Все в порядке, мисс Агнес, с ней моя тетушка, она в постельке, уютно укутана со всех сторон и крепко спит. — Спустившись с лестницы, Магги посмотрела на одного, потом на другого и осмелилась выпалить: — Вечер такой славный, для прогулки лучше не бывает, у вас станет так хорошо на сердце, — кивнула обоим и побежала на кухню.

Агнес никогда не приходило в голову, что в манере, в которой говорила Магги, есть что-нибудь особенное, но это определенно пришло в голову Джеймсу Крокфорду, ибо, не дошли они до дверей из вестибюля, как он спросил:

— С какой стати вы нанимаете таких людей? Девица совершенно не знает своего места.

— Она не имела в виду ничего дурного. Она из Ирландии. Она никогда раньше не была в услужении.

— Вам следует избавиться от нее.

— О Джеймс. — Агнес отвернулась.

Они молча спустились по ступеням, пересекли посыпанную гравием дорожку, вошли в заброшенный розарий, и только тогда он снова заговорил, на этот раз сухо и резко:

— У твоего отца трудности, это так?

— Думаю, можно и так сказать.

— Он думает получить у Беннета заем?

— Не знаю.

— Конечно же ты знаешь, Агнес, ты не можешь не знать.

— Хорошо-хорошо! — Она повернулась и посмотрела ему в лицо. — Я знаю. Да, у него трудности, и эти трудности у него уже давно.

— Ну, что же, все, что я смогу сказать, это что он хочет как-то вывернуться, а ведь ему следовало бы сделать это давным-давно. Отправлял троих ребят в Оксфорд, не имея за душой ни гроша. Вел светский образ жизни, и все на взятые в долг деньги. Кстати, а где они сейчас?

В ней забурлило что-то такое, чего не назовешь раздражением, скорее это походило на гнев, ей захотелось сорваться на него, на человека, которого любила, очарованием которого жила годами, фактически с первой встречи, а ей тогда было шестнадцать лет. Ей хотелось накинуться на него и крикнуть ему: «А какое твое дело? А ты-то, что ты сделал в своей жизни? Ты во всем зависишь от матери. Если бы не ваши посудные и скобяные лавки, ты не сумел бы заработать ни пенни. И это говорит твоя зависть, потому что тебя никто не посылал не только в Оксфорд, но и в частную школу, где готовят к поступлению в университет». Но она поборола в себе кипевшее возмущение. Что такое с ней? В чем дело? Но она знала, в чем дело. Она давно знала, в чем дело. Чего ей не хватало, и особенно сейчас, так это понимания, сочувствия, ласки, нежной ласки, ей хотелось услышать от него, что он любит ее и что она нужна ему. Но их отношения были совсем не такими. Находясь вместе, они держались за руки, и он говорил главным образом о лошадях. Он любил лошадей, он жил верховой ездой. Когда он целовал ее, в его поцелуе не было страсти. Временами он заставлял ее забывать о женском начале, и это случалось именно тогда, когда она чувствовала себя прежде всего женщиной. Когда ей больше всего на свете хотелось, чтобы он поцеловал ее и крепко обнял, и когда она всем своим видом старалась показать это. В таких случаях она чувствовала себя почти так же, как Милли, испытывая полное безразличие к тому, что кто-нибудь может подумать.

Однажды, когда она поцеловала его со всей страстью, он ненадолго ответил ей объятьями, но только ненадолго, а потом, отстранив ее от себя на расстояние вытянутой руки, засмеялся и сказал:

— Ну, ну! Остановись. Смотри, острые блюда могут испортить аппетит.

Поздно вечером она вымылась в ванной и долго терла тело луфой, чтобы избавиться от чувства гадливости.

Выдержав паузу, она ответила на его вопрос:

— Они гостят у друзей, по крайней мере, Арнольд и Роланд. Стенли поехал в Ньюкасл на представление. И знаешь, Джеймс, они уже не мальчики. Во всяком случае, в Оксфорд возвращаются только Стенли и Роланд. Арнольд уезжает в Австралию.

— Что? Когда это он решил? А почему бы ему не остаться дома и не попробовать навести порядок? У него есть кто-нибудь в Австралии?

Она на миг прикрыла глаза и глубоко вздохнула, потом присела на деревянную скамейку, стоявшую у самой дорожки и только после этого ответила:

— Он полагает, для него там больше перспектив, есть где развернуться. У одного из его друзей в Оксфорде есть дядя, у которого бизнес в Мельбурне. Он едет туда, и Арнольд едет с ним.

— Что за глупость! Он учил математику, так ведь? И с какого бока ему эта математика в бизнесе? Чем он там хочет заниматься?

— Я точно не знаю. Чем-то таким, что связано с машинами.

— Боже праведный! А Роланд и Стенли возвращаются обратно? Интересно, откуда это возьмутся деньги платить за них?

На этот раз Агнес не сдержалась. Обычно ровный и спокойный, ее голос сорвался, и она крикнула: