Звездный час любви - Кара Колтер Страница 11

«Словно это тайная комната», – говорила она.

Тогда Джефферсон подумал, что такая комната понравилась бы детям. В то время он еще наделся, что у него когда-нибудь будут дети. Но Хейли спроектировала ее не для детей, а для рукоделия.

Рукоделие? Он вспомнил, как удивился. Его жена – востребованный архитектор и занималась рукоделием не чаще, чем готовкой в двух духовых шкафах. Боль острым ножом пронзила виски. Джефферсон мечтал, что они осядут здесь и заведут детей. В ту ночь, когда Хейли уехала в грозу, стало очевидно, что она мечтает совсем о другом. Он так страшно подвел ее.

Когда глаза привыкли к темноте, Джефферсон увидел на кровати Брук. Она лежала на боку, свернувшись клубочком, и крепко спала. Кудри цвета золотого песка разметались по белой подушке. Вообще-то он должен разозлиться. Едва ли она нашла хороший способ произвести на него благоприятное впечатление, как обещала. Однако, глядя, как она спит без капли тревоги на лице, Джефферсон не почувствовал раздражения.

Очевидно, он поступил правильно. Возможно, единственный раз. Дедушка с бабушкой гордились бы его поступком. Это была их земля. Они никогда бы не закрыли дверь перед человеком, попавшим в беду. Таково было их жизненное кредо, о котором они никогда не говорили вслух.

Наверное, он слишком долго стоял там, потому что Брук проснулась. Сначала посмотрела вокруг сонным, ничего не понимающим взглядом, потом широко распахнула глаза. Резко приподнявшись, села на кровати, и у нее вырвался крик, полный ужаса. Она подобрала колени к подбородку и стала отползать назад, таща за собой одеяло, пока не уперлась спиной в угол.

– Эй, – позвал Джефферсон. – Эй, Брук, все нормально. Это я.

Его слова, видимо, не убедили женщину, потому что она снова вскрикнула, и от животного страха, сквозившего в этом звуке, у него на затылке зашевелились волосы.

– Я Джефферсон Стоун, – повторил он, но потом вдруг вспомнил, что до сих пор не называл ей своего имени, и оно едва ли могло ее успокоить. Кроме того, до него наконец дошло, что в комнате очень темно, и Брук видит только темный силуэт на фоне дверного проема.

Он еще немного постоял, пытаясь лучше освоиться в темноте. В это время Брук выскочила из угла, и он потерял ее в темноте. А потом вдруг почувствовал удар по голове, инстинктивно протянул руку и, схватив нападавшую за плечо, потянул к себе.

– Отпустите меня! – кричала она, брыкаясь и извиваясь, как дикая кошка.

Но Джефферсон крепко обнял обезумевшую от страха женщину и прижал к груди. Она принялась колотить его кулаками, отодвинулась и ударила его головой в грудь. Он испугался, как бы она не начала кусаться, однако не отпустил ее.

– Брук, прекратите. Успокойтесь. Это я, Джефферсон.

В конце концов, его голос, похоже, пробился сквозь стену страха. Ее отчаянное сопротивление внезапно прекратилось, Брук замерла, и он почувствовал, как сильно, как у перепуганного зайца, сердце бьется ему в грудь.

– Джефферсон? – Она подняла к нему лицо, и он увидел, как вспыхивают золотистые искры в ее полных ужаса глазах.

– Джефферсон Стоун, хозяин этого дома.

Тишина. Потом в ее взгляде мелькнуло узнавание, и Джефферсон подумал, что, возможно, она только теперь по-настоящему проснулась.

– О господи! Вы же мой босс. Я ударила босса лампой.

– Да, не без этого.

– Извините меня, ради бога. Мне так стыдно. Это ужасно.

– Я понял, понял.

Женщина стояла в его объятиях и даже не пыталась отодвинуться. А он вдруг ощутил хрупкую нежность прижимавшегося к нему тела и осознал безвоздушную пустоту своей жизни, лишенной одного из самых основных человеческих проявлений. Прикосновений к другому человеческому существу.

Джефферсон Стоун со всей ясностью ощутил, что ему приятно прикасаться к Брук. От нее хорошо пахнет, и любой нормальный мужчина отдал бы жизнь ради того, чтобы такие глаза умоляюще смотрели на него, взывая к доброте.

И находя ее.

Наконец до нее, кажется, дошло, что теперь она прижимается к нему вместо того, чтобы драться. Краска стыда окрасила ее щеки в нежно-розовый цвет. Она опустила руки и сделала дрожащий шаг назад. Через секунду пригладила непослушные кудряшки.

– Мне кажется, вам лучше сесть.

Она не стала спорить и, присев на край кровати, уставилась в темноту. Он протянул руку и легонько погладил ее по голове. Джефферсон никогда не видел такого неприкрытого ужаса, как тот, что снова исказил лицо Брук. Убрав руки, он поднял их вверх жестом ковбоя, бросившего оружие, и отступил к двери.

– Я не сделаю вам ничего плохого.

Судя по всему, она уже сама все поняла.

– Конечно нет. Теперь я вижу, что это вы. Просто мне показалось, что это… – Брук уронила голову на руки, и ее затрясло.

– Вы плачете? – Впервые с момента ее появления в доме Джефферсон ощутил приступ паники.

– Н-н-нет.

Конечно, она врала. Черт. Эта женщина совсем не умеет врать.

Он в сомнении остановился на пороге. Хотелось сбежать отсюда. От этой женщины, находившейся на грани нервного срыва.

– Я живу, как отшельник, – объяснил он, – и не знаю, чем вам помочь.

– Я-я-я… мне не нужно от вас н-никакой п-помощи.

Ничего подобного. Ей определенно требовалось, чтобы ее успокоили. Джефферсон совсем не умел этого делать. Всем своим существом он хотел сделать еще несколько шагов назад и оказаться на лестнице. Но то, что он хотел, и то, что делал, разные вещи.

– Вам никогда не говорили, что враль из вас никудышный?