Высшая милость - Даниэла Стил Страница 11

Прошел еще час с момента, как они покинули место возле отеля «Ритц». Было около трех часов утра. Большинство людей либо спрятались в убежище, либо решили пробираться домой. Мелани он больше не видел. Кареты «Скорой помощи» с серьезно пострадавшими разъехались, пожарные, казалось, держали все под контролем. Вдалеке они слышали звуки сирены. Эверет пришел к выводу, что начались пожары. Трубопроводы были разрушены, и работа пожарным предстояла серьезная. Он неотступно следовал за маленькой женщиной. Они прошли вдоль Калифорния-стрит, спустились вниз по Ноб-Хилл, держа курс на юг. Потом пересекли Юнион-сквер, наконец-то повернули направо и стали двигаться в западном направлении по О’Фаррелл. Окна в магазинах на Юнион-сквер стояли без стекол, улица была усеяна осколками. Возле «Отеля Святого Франциска» была та же картина, что и возле отеля «Ритц». Постояльцы были эвакуированы и отправлены в убежища. За полчаса они добрались до места, где жила Мэгги.

На улице кругом были люди, но совершенно другие. В затрапезной одежде, некоторые были под кайфом, иные глядели затравленно. Окна магазинов были разбиты, пьяные валялись на тротуаре, а проститутки жались друг к дружке. Эверет был поражен: почти все узнавали Мэгги и приветствовали ее. Она останавливалась и разговаривала с ними, спрашивала, как дела, есть ли пострадавшие, оказана ли им помощь и как в квартале с едой. Они охотно болтали с ней. Наконец она и Эверет сели на ступеньки крыльца при входе в ее дом. Было почти пять утра, но Мэгги не выглядела усталой.

– Кто вы? – спросил он восхищенно. – У меня такое чувство, словно я вижу какое-то странное кино, в котором на землю спустился ангел, но, кроме меня, возможно, никто его не замечает.

Она рассмеялась, услышав такое описание себя. Надо же. Все видят ее не отягощенной проблемами. Но ведь она реальный, обычный человек из плоти и крови, что могла бы подтвердить любая из проживающих здесь проституток…

– Как поэтично… Но все много проще, – спокойно отвечала она, думая, как бы скорее снять с себя рясу. Это было простое скромное черное платье, но она хотела переодеться в привычные джинсы. При первом рассмотрении было видно, что ее дом здорово тряхнуло, но он не был разрушен до такой степени, чтобы в нем опасно было находиться. И этому не препятствовали ни пожарные, ни полиция.

– Что вы имеете в виду? – спросил Эверет в недоумении. Он устал. Ночь была длинной для них обоих, но она была свежа, как роза, и вела себя намного оживленнее, чем на благотворительном вечере.

– Я монахиня, – просто сказала она. – Эти люди – мои подопечные. Большую часть работы я провожу на улице. Вообще-то всю, если честно. Я живу здесь уже десять лет.

– Но почему вы до сих пор молчали об этом? – спросил он после секундного замешательства.

Она спокойно разговаривала с ним здесь, на улице. Этот мир она знала лучше всего, гораздо лучше, чем любой бальный зал.

– Я не думала об этом. А это что-то меняет?

– Черт, да… то есть… нет… – Он запнулся. – Я хотел сказать «да»… Конечно, это меняет дело. Это очень важная деталь, касающаяся вас. Вы очень интересный человек, если учесть, что вы еще и живете здесь. Вы ведь живете не в… эээ… монастыре?

– Нет, мой распался несколько лет тому назад. Монахинь было мало, и его превратили в школу. Епископат разрешил нам жить на квартирах. Некоторые монахини живут вдвоем или втроем. Жить здесь со мной никто не захотел, – она улыбнулась, – они предпочли более благополучные кварталы. А моя работа здесь. Это моя миссия.

– А как вас зовут по-настоящему? – спросил он, будучи окончательно заинтригованным. – Ваше имя в монашестве…

– Сестра Мэри Магдален, – тихо сказала она.

– Вы сразили меня наповал, – признался он, вытаскивая из кармана сигареты. Это была его первая сигарета за всю сегодняшнюю ночь. Не видно было, чтобы она его осуждала. Несмотря на то, что она монахиня, она совершенно спокойно чувствует себя в реальном мире, подумал он. Она была первой монахиней в его жизни, с которой он разговаривал так свободно. После всего, что они пережили, они чувствовали себя почти братьями по оружию. В некотором смысле так оно и было.

– А вам нравится быть монахиней? – спросил он, затянувшись.

Мэгги утвердительно кивнула и повернулась к нему.

– Нравится. Уход в монастырь был самым хорошим поступком в моей жизни. Я всегда знала, что это именно то, что я хочу сделать. Даже еще когда была ребенком. Так же, как дети хотят стать врачом, юристом или балериной. Это называют ранней склонностью. Для меня это было ожидаемой целью.

– И вы никогда не жалели, что сделали это?

– Нет, – радостно улыбнулась она ему, – никогда. Эта жизнь как раз по мне. Я ушла в монастырь сразу после окончания колледжа медицинских сестер. Я выросла в Чикаго, была самой старшей из семи детей. Я всегда знала, что это будет правильно для меня.

– А парень у вас когда-нибудь был? – Он очень хотел услышать ее ответ.

– Один, – легко призналась она без тени смущения. Она не вспоминала о нем все эти годы. – Когда училась в колледже.

– И что случилось? – Он был уверен, что какая-то романтическая история заставила ее уйти в монастырь. Он не мог и представить, что могли быть другие причины. Он вырос в семье лютеран и первую монахиню увидел только тогда, когда уехал из дома. Сама идея монашества всегда казалась ему бессмысленной. Но теперь он видел эту радостную, уверенную в себе маленькую сильную женщину, которая с безмятежным спокойствием, радостью и дружелюбием рассказывает ему о своей жизни среди проституток и наркоманов. Это производило на него невероятное впечатление.

– Он погиб в автокатастрофе, когда я была на втором курсе. Но если бы он даже остался жив, это не повлияло бы на мое решение. Я сразу, в самом начале, сказала ему, что собираюсь стать монахиней, хотя до сих пор не уверена, что он мне поверил. После него я ни с кем не встречалась, потому что уже все для себя решила. Скорее всего, я бы и с ним перестала встречаться. Но мы были молоды, невинны, а наши отношения – абсолютно безобидные. По нынешним понятиям, разумеется.

Эверет понял, что, другими словами, она была девственницей, когда ушла в монастырь, и оставалась ею до сих пор. Но что за нелепость? Пропадает зря очень красивая женщина. При чем тут монашество?

– Поразительно.

– Да ну что вы… Просто это мой выбор. И я не одна такая.

Они помолчали.

– А вы? Женаты? Разведены? Дети? – Она не могла не почувствовать, что ему было бы приятно с ней поделиться. С ней было легко разговаривать, и ее присутствие доставляло ему удовольствие. Теперь он догадался, что ее скромное черное платье было рясой.

– Мне было восемнадцать, когда моя девчонка залетела, и мне пришлось жениться – ее отец пригрозил, что убьет меня, если я слиняю. А на следующий год мы разбежались. Семейная жизнь была тогда не для меня. Вскоре она подала на развод и вышла замуж за кого-то другого. Своего ребенка я видел только однажды, ему тогда было около трех лет. Я не был готов к отцовству. Я чувствовал, что виноват, но для того пацана, каким я тогда был, это оказалось сверх сил. И я ушел. Я не знал, что еще можно было бы сделать. Большую часть своей жизни я потратил, мотаясь по миру. Писал про события из горячих точек и оттуда, где происходили разные катастрофы, для агентства «Ассошиэйтед пресс». Жизнь моя была сумасшедшей, но она меня устраивала. Мне нравилось так жить. И вот сейчас, когда я повзрослел, сын тоже вырос. Он не нуждается во мне больше. Его мать так возненавидела меня, что даже аннулировала наш церковный брак, чтобы опять выйти замуж. Поэтому официально меня никогда и не было, – тихо рассказывал Эверет, чувствуя на себе ее пристальный взгляд.