Не бойся быть моей - Кейт Хьюит Страница 11

– Ничего подобного.

Муж посмотрел на нее долгим и пристальным взглядом, не отпуская ее руки. Его ладонь была теплой и твердой, ощущение уверенности и силы исходило от него, и Линдсей с трудом удержалась от желания прижаться к нему. Она выпрямилась.

– Я возьму для тебя что-нибудь накинуть, – произнес Антониос. – Ночи здесь прохладные.

– Хорошо, – машинально ответила она, зная, что дело не в одежде.

Он вернулся через пару минут с палантином подходящего лавандового цвета и накинул шаль ей на плечи.

– Спасибо, – тихо произнесла Линдсей, и они пошли дальше.

Четверть мили, отделявшая их маленькую виллу от главной, показалась ей дорогой через Сахару. Наконец они остановились перед тяжелыми двустворчатыми дверьми, ведущими в огромный мраморный холл с широкой винтовой лестницей. Антониос поприветствовал швейцара, открывшего им дверь, а затем нескольких других слуг, сновавших по фойе с подносами канапе и бокалами шампанского – типичная неофициальная вечеринка, что тут скажешь.

Линдсей тоже ухитрилась пробормотать несколько приветствий и пару раз улыбнуться. Но вот они вошли в гостиную, где ожидали родные Антониоса: его брат, Леонидас, стоял у окна, Парфенопа сидела на диване – Линдсей поймала ее взгляд и увидела, как она сощурилась и сжала губы. У другого окна стояли сестры Ксанте и Ава, о чем-то болтая. Одна из них что-то прошептала другой.

Грудь Линдсей точно сдавило обручем – казалось, у нее сердечный приступ. Остановившись, она ухватилась рукой за дверной проем, чтобы не упасть. Антониос прошел в комнату, чтобы поздороваться со всеми.

– Линдсей, – послышался голос Дафны.

Поднявшись с кресла, она поспешила к невестке с распростертыми объятиями. Линдсей обняла женщину – как же та похудела с момента их последней встречи!

– Дафна, – пробормотала она, целуя свекровь в щеку.

Дафна отошла на шаг и оглядела Линдсей.

– Как же здорово вновь тебя видеть, моя дорогая. – Она пожала ее руки. – Надеюсь, и ты рада возвращению.

– Конечно да, – ответила она вполне искренне.

– Пойдем, присядь со мной. – Она повела невестку к дивану в углу комнаты.

Линдсей невольно почувствовала благодарность к матери Антониоса – она спасла ее от назойливых вопросов, хотя присутствующие продолжали бросать на гостью любопытные взгляды. Но все же самое страшное – грандиозный вход на глазах у всех – было позади. Именно такие появления перед толпой напоминали Линдсей об ужасных вечеринках матери с ее друзьями.

Дафна принялась непринужденно болтать, задавая собеседнице вопросы об ее исследовании. Обычно стоило Линдсей заговорить о всяких заумных вещах наподобие теории чисел, и взгляды собеседников стекленели, но мама Антониоса, казалось, проявляла искренний интерес. А разговоры о числах всегда успокаивали Линдсей, давали ей возможность расслабиться.

Но тут Линдсей поймала взгляд Антониоса, в котором ей почудилось негодование, – и перестала что-либо соображать.

– Твоя работа так интересна, моя дорогая, – заговорила Дафна, и Линдсей осознала, что замолчала, может быть даже оборвав фразу на середине. – У тебя такой живой ум, такая тяга к познанию.

Искреннее восхищение в голосе пожилой дамы так тронуло Линдсей, что она едва не расплакалась, и попыталась улыбнуться. И тут вновь подступила паника, заболела грудь, и Линдсей прижала к ней руку в попытке облегчить боль. Дафна обеспокоенно положила руку на ее плечо.

– Линдсей, все хорошо?

– О, отлично.

Эти слова она повторяла, точно рефрен, всем и каждому. Опустив руку, дона улыбнулась.

– Простите. Я немного устала в дороге. Как ваши дела? Антониос рассказал мне…

– Тогда ты знаешь, что мои дела не очень. Но я прожила неплохую жизнь. Я сожалею лишь о нескольких вещах.

Что ж, подумала Линдсей, это хотя бы честно. Большинство людей отчаянно заявляют в такие моменты, что им не о чем сожалеть.

А она сама? Сожалела ли она о своем браке? О том, что полюбила Антониоса, хотя их любовь и не продлилась больше недели? О том, что покинула его?

– Пройдем в столовую? – раздался голос мужа.

Линдсей, погруженная в свои мысли, не заметила, как он подошел к ним. Она невольно залюбовалась им – в темном костюме и белоснежной рубашке с темно-синим галстуком Антониос был потрясающе красив. Улыбка его была безупречной – вот только глаза оставались непроницаемыми. Какой счастливой она была с ним – хоть и недолго.

Встав, Линдсей оперлась на руку мужа, предложенную ей, втайне благодарная ему за поддержку. Она чувствовала, что он напряжен – под ее пальцами мышцы его казались налитыми свинцом.

Наконец все сели за стол, и подали первое блюдо. Тут же начались вопросы, первой стрелу выпустила Парфенопа.

– Ну, Линдсей, как была поездка в Америку?

– Хорошо. Правда, там холодно.

Линдсей промокнула губы салфеткой и глубоко вздохнула.

– Тебя долго не было, – зазвенел колокольчиком нежный голос Ксанте, не вяжущийся с ее сощуренными глазами и сжатыми в полоску губами.

Они явно что-то заподозрили, подумала Линдсей. Может, Антониос и не рассказывал ничего родным, но они могли догадаться.

– Да, мне нужно было закончить исследование.

Усилием воли она заставила себя положить салфетку на колени и взять вилку. Пальцы ее побелели от напряжения.

– Я думала, ты можешь его делать где угодно, – вступила в разговор двадцатишестилетняя Ава.

Они были с Линдсей ровесницами, но девушка враждебно смотрела на нее через стол, точно золовка была пришельцем с другой планеты.

– Я могу, – отозвалась Линдсей, слыша свой голос как бы со стороны и ощущая боль в груди. – Но нужно было закончить кое-какие дела в Нью-Йорке.

– А, так, значит, ты все сделала? Больше туда не поедешь? – снова спросила Парфенопа, бросив на Антониоса сочувственный взгляд.

Линдсей сглотнула – еще и еще раз, не зная, что ответить. Лгать не хотелось, но правда неизбежно вызвала бы больше вопросов и неодобрения. Взгляды всех присутствующих были сконцентрированы на ней – от этого начинала кружиться голова.

– Линдсей еще не все дела закончила в Нью-Йорке, – вступил в разговор Антониос, голос его был ровным и лишенным всяких эмоций. – Но она знает, что ее дом – здесь.

Тут Парфенопа с одобрением кивнула: она, в отличие от Линдсей, была примерной женой и ни за что бы не оставила мужа на целых полгода.

Усилием воли стряхнув с себя оцепенение, Линдсей потянулась за своим бокалом с вином, но бокал выскользнул из ее ледяных влажных пальцев и упал на плитку пола, разлетевшись на миллион осколков и забрызгав все вокруг красным вином – белоснежную скатерть и ее платье.