Семейные тайны - Илона Хитарова Страница 11

«Это несправедливо, — думала Лиза, — совсем несправедливо и совсем нечестно. Так нельзя…

Почему я все время чувствую себя человеком второго сорта? Почему никто не принимает меня всерьез? Почему я все время как будто извиняюсь за то, что родилась не в Москве и не ходила с детства по театрам? Разве в этом есть моя вина?

Неужели из-за того, что я жила у черта на рогах, в провинции, и у меня не было папочки-писателя и мамочки-актрисы, я всю жизнь должна быть здесь чужой? Казаться хуже других? Терпеть, что на меня смотрят свысока?

Неужели справедливо, что человек, проделавший огромный путь от провинциального Мухосранска до столицы, не заслуживает уважения?»

Лиза невольно вспоминала свою бесконечно долгую дорогу к нынешней жизни, и в ее душе закипал гнев:

«Нет… Я же не хуже их… Я лучше их всех!

Разве могли бы они жить так, как жила я? И терпеть то, что я терпела? И работать на текстильной фабрике? И учиться, восстанавливая школьную программу почти с нуля?»

Перед глазами проплывали ненавистные лица обидчиков. Вот, например, вчера… Они были в гостях у старинного приятеля Александра Николаевича, и холеная престарелая кошка с глазами матерой бандерши и улыбкой Богоматери, покровительственно глядя на Лизу, начала выспрашивать ее мнение относительно последнего спектакля в Театре на Таганке.

Лиза спектакль видела и могла многое сказать о своих впечатлениях, но драная кошка взяла такой тон и использовала в своей речи такие мудреные обороты, что невозможно было вообще понять суть вопроса…

Лиза с отчаянием в глазах слушала про «эклектические тенденции», «параллели постмодернизма» и «трансцендентность» и понимала только одно — что бы она сейчас ни ответила, все равно будет выглядеть полной дурой.

К счастью, ее спас супруг драной кошки — простоватый толстый дяденька, болтавший без умолку на всевозможные темы. Почувствовав, что между его женой и Лизой возникло какое-то напряжение, он поспешил включиться в беседу и отвлек обеих женщин от опасной темы.

Лиза избавилась от необходимости продолжать опасную беседу, но все равно просидела остаток вечера на иголках, с минуты на минуту ожидая от драной кошки очередной каверзы.

К несчастью, неприятности на этом не кончились. За завтраком выяснилось, что вчерашние переживания Лизы не стали секретом для Александра Николаевича и он не поленился, как всегда, прочесть ей по этому поводу небольшую нотацию.

— Лиза, — вещал он спокойным бесцветным голосом, заставлявшим ее чувствовать себя испорченной кофеваркой, к которой торопливый мастер приделывает новый проводок, — ты придаешь слишком большое значение малозначимым вещам. Анна Петровна (так звали драную кошку) женщина во многих отношениях очень положительная, но у нее тоже есть свои комплексы. Она выросла в деревне, до двадцати лет в глаза водопроводного крана не видела. Первый раз в театр попала, когда уже ребенка родила… Я это тебе говорю для того, чтобы ты понимала: когда Анна Петровна начинает разговаривать с тобой таким заумным языком, она вовсе не хочет тебя унизить! Просто ей нравится играть роль светской львицы… Но тебе совершенно необязательно ей подыгрывать! Будь сама собой, говори то, что думаешь, и не стесняйся признаться, если чего-то не понимаешь. Тебе с удовольствием объяснят… Вот Сергей Михайлович (речь шла о муже драной кошки) из интеллигентнейшей семьи, а ведь держит себя очень просто — что с профессором, что с уборщицей найдет общий язык…

Лиза почувствовала, что вся ее вчерашняя симпатия к толстяку Сергею Михайловичу тает на глазах — оказывается, то, что она смогла с ним вчера поддержать нормальную беседу, свидетельствует лишь о его «интеллигентнейшем навыке найти общий язык с уборщицей».

Несмотря на всю гипнотическую силу личности Александра Николаевича, она все же попыталась постоять за себя:

— Саша, — Лиза до сих пор с трудом называла мужа по имени, ее все еще тянуло обращаться к нему по имени-отчеству, — я не могу все время твердить: «Не понимаю, о чем вы говорите», я же буду выглядеть полной дурой! А я действительно не понимаю половины слов, которые произносит Анна Петровна!

— Лиза, читай книги! В конце концов, у нас прекрасная библиотека, а ты все время дома! — Голос Александра Николаевича приобрел интонации, свойственные матерым профессорам, когда они наставляют нерадивых студентов. Лиза чувствовала, что он торопится и не хочет обсуждать вчерашние события. Все, что ОН считал ей нужным сказать, он уже сказал…

Показав, что разговор закончен, Александр Николаевич направился к дверям, перед уходом, как всегда, покровительственно поцеловав ее в лоб…

Лиза улыбнулась ему дежурной улыбкой, подождала, пока он выйдет из парадной, помахала рукой из окошка и наконец дала волю слезам…

«Ты все время дома!» — как она могла объяснить ему, что любимые им кулебяки, и заливное, и грибочки, и рюши на занавесках, и плетеные коврики на кухонных табуретках занимали все ее часы почти без остатка. Надо было купить, приготовить, почистить, проследить, чтобы не сгорело и не выкипело. Надо было оплатить счета за квартиру и ответить на многочисленные телефонные звонки. А еще созвониться с его стоматологом, и съездить за привезенными кем-то из-за рубежа журналами, и перепечатать его очередную статью… Надо было успеть привести в порядок себя и быть готовой, если понадобится (а это случалось почти каждый вечер) устроить достойный прием каким-либо важным гостям… Да, она работала на полную катушку — мажордомом, кухаркой, уборщицей, секретарем, прорабом и бог знает кем еще…

А еще деньги, эти проклятые деньги…

Лиза сама не поняла, как это произошло. Александр Николаевич, получив гонорар за последнюю книгу, положил все деньги в большую шкатулку на Лизином туалетном столике и сказал, что это ей «на хозяйство» и «на булавки» до мая. Денег там было много, очень много, и Лизе поначалу казалось, что она ни за что не сможет потратить даже четвертую часть этой суммы… Но потом кто-то из новых знакомых предложил ей купить привезенные из-за рубежа французские духи, кто-то — итальянские туфли, кто-то — меховой жакет с чудесным «седым» соболем… Лиза покупала это шикарное барахло частью из желания поближе сойтись с новыми людьми, частью потому, что видела: именно такие вещи принято иметь в среде людей этого круга. Лиза ощущала бы себя голой, если бы появилась среди благоухающих «Шанелью» и «Пуазоном» дам, неся за собой лишь запах простенькой «лавандовой воды». Она и без того чувствовала себя ужасно неуверенно среди этих людей. Внешняя ухоженность, красота, молодость были ее единственным оружием и защитой в неравной борьбе с самоуверенными «драными кошками».

Итак, деньги почти ушли — а за окном был всего лишь конец апреля… Что же делать? Неужели придется признаться во всем мужу? Лиза знала, насколько строго Александр Николаевич относится к планированию времени и денег, и даже представить себе не могла, какой будет его реакция, если она признается, что всего за полтора месяца растранжирила почти полторы тысячи рублей…

Деньги Лизе были нужны уже сегодня — требовалось купить продукты на вечер. И она даже придумала, как, хотя бы временно, решить этот вопрос… Если бы не одно «но»… Лизу мог выдать ее вечерний наряд. Когда-то давно она говорила мужу, в чем именно собирается быть этим вечером, и, если бы Александр Николаевич удосужился вспомнить их давний разговор, ей было бы очень трудно объяснить внезапную смену туалета. Когда-то в детстве Лиза читала «Трех мушкетеров» и сопереживала несчастной Анне Австрийской, вынужденной отправиться на бал без роковых алмазных подвесок. Но ей даже не могло прийти в голову, что когда-нибудь ее собственная личная жизнь повиснет на волоске из-за такой ерунды, как праздничное платье.