Жемчужина императора - Жюльетта Бенцони Страница 11

Альдо постарался как можно подробнее описать незнакомку, но певице этот портрет никого не напомнил.

– Мне это ни о чем не говорит, но я запомню ваше описание. Как бы там ни было, нам, может быть, еще придется встречаться. Полиция начала расследование.

– Я и без всякой помощи полиции рад буду вас увидеть... если вы позволите, – Альдо улыбнулся, и на замкнутом, горестном лице цыганки тоже показалась улыбка. – До моего возвращения в Венецию я обязательно снова приду в «Шехерезаду», чтобы услышать ваше пение...

Он поцеловал протянутую ему руку и направился к двери, но Маша снова его задержала:

– А вашему другу-антиквару, – она опять улыбнулась, на этот раз насмешливо, – скажите, чтобы не питал иллюзий насчет Варвары. Вчера она была с ним ласкова, потому что надо было отвлечь его от вас, но она помолвлена с одним из наших, его зовут Тьярко. Сейчас он в Венгрии, но скоро вернется и... и Тьярко такой, что всегда готов схватиться за нож...

Вспомнив чувственный танец прекрасной Варвары, Альдо подумал, что рядом с такой женщиной этому самому Тьярко, наверное, приходится везде расхаживать с ножом, и, наверное, в повседневной жизни это создает некоторые неудобства. Но, оставив свои соображения при себе, он ограничился тем, что пообещал поговорить с Жилем.

И выполнил обещание несколько часов спустя, когда они вместе ужинали в баре «Ритца». Вобрен твердо намеревался воздать должное икре, которую подавали в «Шехерезаде», а потому, не собираясь наедаться за ужином, предпочел бар, а не ресторан.

– Ты что – и впрямь собираешься ходить туда каждый вечер? – спросил Альдо, глядя, как его друг лениво отщипывает кусочки морского языка. – Ты погубишь свое здоровье, расстроишь дела, разоришься и, может быть, покончишь с собой, – а что толку?

– Убери свой хрустальный шар: насколько мне известно, ты никогда не был ясновидящим...

– Нет, но я хорошо осведомлен. Только для начала позволь тебя спросить: что ты делал вчера вечером, после того как я ушел из «Шехерезады»?

На время перестав терзать ни в чем не повинную рыбину, Жиль Вобрен поднял на друга безрадостный взгляд:

– Правду сказать, ничего особенно интересного. Варвара передала мне записку, в которой просила подождать ее у выхода. Я так и сделал, но она появилась ненадолго и только для того, чтобы сказать, что испытывает ко мне... большую, симпатию, ей хотелось бы познакомиться со мной поближе, но сейчас кое-что препятствует сближению.

– И вряд ли положение изменится к лучшему. Она говорила тебе о Тьярко?

– Это еще кто такой?

– Ее... жених, но я думаю, правильнее было бы сказать – ее любовник. Он венгр, временно отсутствует, но в остальное время разгуливает везде с ножом в зубах.

– Зачем?

– А ты как думаешь? Отелло рядом с ним, должно быть, выглядит робким подмастерьем.

На этот раз Вобрен отложил вилку.

– Откуда ты все это взял?

– У меня-то, милый мой, ночка выдалась беспокойная. Ты был настолько погружен в свои грезы, что даже и не поинтересовался, отчего это я так поспешно тебя покинул...

– Да, ты прав. Так куда же ты отправился? – вежливым тоном человека, которому совершенно безразлично, что ему ответят, спросил антиквар.

Альдо как можно короче рассказал другу о ночных приключениях и о своем посещении дома на улице Клиньянкур. Его рассказ, далеко выходивший за рамки обыденного, все же привлек внимание Жиля, но тот усвоил главным образом то, что князь теперь в наилучших отношениях со старшей сестрой его возлюбленной.

– Изумительно! – воскликнул он. – Благодаря тебе я теперь смогу там закрепиться, потому что, разумеется, помогу тебе продать твой камень.

– Жемчужина не имеет ничего общего с камнями, и уж позволь мне самому с ней разобраться. Что касается твоих дальнейших отношений с Васильевыми, похоже, ты решил не обращать ни малейшего внимания на то, что я сказал тебе насчет Тьярко?

На невозмутимом лице антиквара расцвела такая самодовольная улыбка, что Морозини отчаянно захотелось влепить другу несколько оплеух, чтобы вернуть его на землю.

– Дорогой мой, победа без риска славы не приносит, а Варвара стоит того, чтобы из-за нее ломать копья.

– Если ты что-то и сломаешь, дуралей, то скорее собственные кости! Только не рассчитывай, что я стану собирать обломки... А, Оливье! Вы хотите поговорить с кем-то из нас?

Конец фразы был обращен к царственному Оливье Дабеска, в течение долгих лет служившему в «Ритце» метрдотелем, а следовательно – одному из наиболее осведомленных и наиболее ценимых всем Парижем людей. Он выглядел величественно, был безупречно любезен и всегда знал, как надо поступить. Морозини был награжден самой приветливой из его улыбок:

– Мне придется побеспокоить ваше сиятельство. Некий господин испытывает сильнейшее желание побеседовать с вами несколько минут.

И он протянул Альдо визитную карточку, на которой тот прочел имя и звание старшего комиссара Ланглуа.

– Я попросил этого господина подождать вас в салоне Психеи, который сегодня вечером свободен, но, если вашему сиятельству угодно без помех закончить ужин, я позабочусь о том, чтобы скрасить ожидание вашего гостя... – Ни в коем случае не следует заставлять полицию себя ждать, – со смехом возразил Морозини. – Да и все равно я уже сыт...

Он встал и, опередив метрдотеля, перешел в прелестно убранный салон, по которому, попирая ногами изумительный ковер, расхаживал взад и вперед мужчина лет сорока. Салон Психеи, обставленный подлинной мебелью времен Людовика XV, сделал бы честь и Версалю. Что же касается полицейского, он, к величайшему удивлению Морозини, вполне вписался в роскошную декорацию. Старший комиссар Ланглуа оказался высоким, сухопарым господином с решительным лицом и холодными, пронзительными серыми глазами, глубоко сидевшими в глазницах. Одет он был в превосходно сшитый и отлично на нем сидевший серый костюм в клетку, который дополняли шелковый галстук оттенка старого золота и такой же платочек, скромно выглядывающий из нагрудного кармана.

Увидев вошедшего, полицейский перестал прогуливаться по салону, но коротко поклонился лишь тогда, когда Альдо к нему приблизился.

– Князь Морозини?.. Поверьте, я искренне сожалею о том, что мне пришлось прервать вашу трапезу, но я решил, что вам приятнее будет встретиться со мной здесь, а не в моем кабинете на набережной Орфевр.

– Ужин не имеет для меня особого значения, и я признателен вам, комиссар, за то, что вы пришли сюда. Садитесь! Может быть, что-нибудь заказать? Например, кофе? Признаюсь, я охотно выпил бы чашечку...

– В таком случае и я тоже. Благодарю вас.

Они расположились у столика на одной ножке, где мгновенно появился серебряный поднос. До тех пор, пока, не подали кофе, они обменивались ничего не значащими фразами, что давало им возможность приглядеться друг к другу. Альдо подумал, что таким хладнокровным и учтивым человеком, должно быть, нелегко манипулировать. Но то, что он не отказался от угощения, обнадеживало.