Леди-послушница - Симона Вилар Страница 11

Хорса и впрямь разошелся. Он просто поставил Эдгара перед выбором: если тот покажет себя предателем, особенно теперь, когда они открыли ему свои планы, то первый удар объединенные силы саксов нанесут именно ему — начнут захватывать его владения, жечь имущество, разорять земли…

— Ну теперь-то отец им покажет! — твердила Милдрэд, хотя и испугалась, видя, какой сплоченной группой столпились таны вкруг этого противного Хорсы…

Ее побочного дядюшки, как оказалось. А тут еще и Утред разволновался: сказал, что у барона договор с тамплиерами, он должен вскоре отбыть по делам ордена, и вдруг такое…

Милдрэд увидела, как взволнованно взглянула на мужа леди Гита, как сам барон побледнел, силился что-то сказать, но саксы разошлись не на шутку, потрясали кулаками.

— Ох и надоели они мне! — рассердилась девушка.

Минуту-другую она размышляла, уже хотела повелеть Утреду кликнуть стражу, но передумала: этим не поможешь, только подтолкнешь саксов к восстанию. И поразмыслив немного, Милдрэд решила, как поступит. Эти саксы требуют, чтобы она стала невестой Эдмунда Этелинга? Ну она покажет, что выбрала для себя!

Девушка торопливо накинула на голову свое широкое траурное покрывало, оглядела темное платье строгого прямого покроя. Годится. Хорошо, что она не успела переодеться в голубой наряд. И, решительно потеснив не ожидавшего подобного Утреда, Милдрэд откинула занавешивающий проход гобелен.

Из-за царившего в читальне шума и всеобщего возбуждения ее появление не сразу заметили, но потянуло сквозняком, пламя свечей заметалось, и таны стали оборачиваться.

Потайная ниша находилась на некотором возвышении, и Милдрэд пришлось соскочить с него, что слегка помешало ей появиться в должной мере солидно, однако, проходя между расступающимися саксами, она выглядела как само смирение: опущенные глаза, темные одежды, низко надвинутое на лоб покрывало. В наступившей тишине тревожно ахнула матушка.

— Мир вам во Христе, благородные таны, — отвешивая гостям поклон, елейным тоном молвила Милдрэд. — Прошу прощения за свое вторжение, однако мне сообщили, что вы прибыли как сваты, и это смутило меня. Я прервала свои уединенные молитвы и теперь прошу слова.

Даже барон казался растерянным и удивленным столь смиренным видом дочери. Леди Гита сначала приподнялась, потом опять села на место.

— Надеюсь, мои родители пояснили, что я не могу связывать себя брачными обязательствами? — заговорила Милдрэд. — Ибо я дала обет посвятить себя Богу. Едва минет время поста, мой путь будет лежать в графство Шропшир, в славный город Шрусбери, где настоятельницей женской обители уже много лет состоит моя тетка Бенедикта. И там я посвящу себя Господу.

Воцарилась такая тишина, что стало слышно, как потрескивают фитили свечей. Девушка же, пользуясь всеобщим замешательством — даже ее родители потрясенно молчали, — стала говорить о том, что однажды уже была обручена, что ее жених посвятил себя благороднейшей цели защиты Гроба Господнего, но погиб, и это показалось ей знамением, благодаря чему она теперь должна уйти от мира, стать невестой Христовой, раз ее жених-крестоносец сложил голову, так и не став ей супругом.

Первым опомнился толстяк Бранд. Хорошо знавший местные дела, он подался вперед столь резко, что даже звякнули подвески на застежке, скреплявшей его мохнатую накидку.

— Не морочь нам голову, девица! Ты хочешь сказать, что это перед постригом ты так веселилась в обществе молодых вельмож?

— Кто из нас чист перед Богом? — скромно потупилась Милдрэд. — Но именно во время рождественских увеселений меня впервые стали посещать подобные мысли, и я твердо решила: не брачный покров невесты станет моим уделом, а целомудренная жизнь в обители Девы Марии Шрусберийской.

Она взглянула на родителей. Мать все еще потрясенно молчала, а вот отец, похоже, догадался о ее намерениях. Они всегда так хорошо понимали друг друга! И хотя в глазах Эдгара заплясали веселые искры, он подошел, взял ее руку в свои и произнес, обращаясь к танам:

— Вы слышали, что сказала моя дочь? Неужели и теперь вы станете оспаривать столь благородное и чистое решение юной девы?

Но леди Гита по-прежнему выглядела изумленной и нервно стягивала у горла складки шали. И Хорса это заметил.

— Мне думается, нам солгали, — он шагнул вперед. — Нас принимают, с нами ведут переговоры, нас выслушивают, но вдруг оказывается, что ни о каком сватовстве не может быть и речи.

— Истинно так, — с прежним смирением ответила Милдрэд, хотя ей было не по себе под тяжелым взглядом этих желтовато-карих глаз.

Тут ее заслонил отец.

— Все вы знаете, что жена моего покойного брата, леди Риган, некогда удалилась в обитель Шрусбери, где стала настоятельницей под именем Бенедикты. И все эти годы я вел с ней переписку. Когда же мое дитя изъявило желание стать невестой Христовой, я написал об этом аббатисе Бенедикте, прося взять дочь под свое попечительство. Не далее как этим утром я получил ее ответ и согласие. Так что я никак не могу отдать Милдрэд за благородного Эдмунда Этелинга.

Теперь и леди Гита поняла замысел дочери, но лицо ее посуровело. Она понимала, что все это обман, но, будучи женщиной глубоко религиозной, осуждала попытки мужа и дочери ложным благочестием прикрыть совсем иные цели. Однако молчала, хотя Хорса видел, как нахмурились ее каштановые тонкие брови.

— Обман! Уловка, чтобы избавиться от союза с нами. Вы хитрите, изыскав способ отказать благородному Этелингу, дабы остаться в стороне от нашего дела! Я никогда не поверю, что корыстный Эдгар из Гронвуда, потомок Армстронгов, в чьих жилах течет королевская кровь последнего нашего монарха Гарольда [19], решил прервать свой род и отдать Церкви единственное дитя. Кому же тогда достанется все это — Гронвуд-Кастл, поместья Незерби и Тауэр-Вейк, пашни, заливные луга, ветряные мельницы, рынки?

— Есть еще и тамплиеры, — негромко произнес Эдгар.

Наступила тишина. Рыцари ордена Храма занимали весьма влиятельное положение в Восточной Англии, их комтурия [20]располагалась в городе Колчестере, и все знали, что бывший храмовник Эдгар все эти годы не порывал с ними связи.

— Но если ваша ложь откроется! — в последней отчаянной попытке вскричал Хорса и устремил исполненный ярости взгляд на эту красавицу, вздумавшую теперь рядиться монашкой. — Если окажется, что это лишь повод одурачить нас, уклониться от нашей борьбы за свободу…

— Едва дороги станут проезжими, — резко прервал его барон, — моя дочь отбудет в Шрусберийскую обитель.

Хорса словно подавился воздухом. Вся его надежда была на то, что Эдгар прельстится возможностью увидеть на голове своей дочери корону либо хоть испугается мятежа. Танов можно было подбить на восстание против Эдгара, если тот не пойдет на союз, но теперь… Как еще можно было заручиться поддержкой этого предателя дела саксов? Где добыть средства для восставших? На одном воодушевлении их долго не удержишь. И Хорса видел, как его союзники опускают глаза, отводят взоры. Они поддержали бы Эдмунда Этелинга, но у них нет средств на войну в тех масштабах, в каких ее планировал Хорса. Да и сам Эдмунд как будто забыл, зачем его привезли в Гронвуд-Кастл, — смотрит на дочку Эдгара, точно ему сама Богородица явилась. Хоть бы слово сказал!..