Авдотья и Пифагор - Ребекка Уинтерз Страница 11

Да уж, не на пустом месте строит свои теории Никандрыч: любовь приходит и уходит, а кушать хочется всегда. И не только кушать, но и красиво одеваться, в хороших местах отдыхать, на приличных машинах ездить. Эх, еще бы не с Маратом и его родителями…

Вот и знакомый звонок: обычная круглая кнопка на коричневом косяке.

Мама открыла дверь, и снова захотелось плакать — у нее было такое усталое лицо и такие испуганные родные глаза.

– Ты что, доченька? — Она обнимала Дуняшу двумя руками, а ее лицо было на уровне дочкиных плеч — девушка была еще и на каблуках. — Что случилось?

– Ничего не случилось, — всхлипывая, попыталась успокоить маму.

В итоге ревели обе, только теперь сидя на стареньком диване и по-прежнему обнявшись.

Дуняша успокоилась первой. Она ни на секунду не забывала, что ей еще возвращаться к проницательным родственникам.

Умылась, подкрасилась. Плакать больше не хотелось.

– Так что же случилось, доченька? — как-то безнадежно переспросила мама.

– Честное слово, ничего, — поспешила ответить Дуняша, физически ощущая давящую мамину тревогу.

– А почему же плачешь?

– По тебе соскучилась. А еще я мужа не люблю, — неожиданно вырвалось у нее.

– А он тебя любит, — тихо сказала мама.

– Он меня любит, — согласилась Дуняша.

Помолчали.

– Я своего как любила, — сказала мама. — А ты и лица его не видела. Я бы за Марата как за каменную стену держалась бы. От любой бури.

– Это точно, — не стала спорить дочка. — От любой бури. А если бурь нету? Так и просадить жизнь под ненужной стеной?

– Жизнь без бурь не бывает, — у мамы имелась своя нерушимая логика. — Это сейчас нет. А потом будет.

– Но я его совсем не люблю, — пожаловалась Дуняша.

– И не уважаешь?

Дочь задумалась:

– За что-то уважаю, за что-то — нет. А еще я его боюсь. И Станислава Маратовича тоже.

– Но ведь они тебя ни с того ни с сего не обидят.

– Ни с того ни с сего — нет, — согласилась Дуняша, — если выполнять их правила.

– Ну так выполняй, — попросила мама. — Не любишь его — привыкнешь. А ребенка точно полюбишь. Не сможешь не полюбить. Бог даст, будет двое, трое. Не до романтики будет. Как я с тобой мыкалась…

Разговор явно шел по кругу.

К тому же кончалось любезно отведенное свекровью время.

– Мамуль, ты на ноги жаловалась. Я тебе дам телефон, ты договоришься о приеме и подъедешь.

– Это куда ты ездишь? — снова испугалась мама.

– О деньгах не думай, — сразу сказала Дуняша.

– Я не могу о них не думать, — сказала мама. — Я когда первые твои анализы забирала, уже страшно было, сколько там чихнуть стоит. Сплошной мрамор и золото.

– Зато лечат хорошо, — закончила дочка. — Так что договаривайся — и вперед. А хочешь, я договорюсь, потом скажу, когда и в какой кабинет приехать. Там только опаздывать нельзя.

– Нет, дочка, — вздохнула мама. — Я лучше в нашу районную пойду. Там мне спокойнее.

– Ну что ж ты у меня такая? — рассердилась Дуняша, и в этот момент зазвонил телефон.

Она подскочила к старенькому аппарату, стоявшему на подоконнике, и сняла трубку.

– Алло!

– Господи, Дунька! — раздалось в трескучей мембране. — Господи, как здорово! Вот ведь повезло!

– Пиф, привет! Когда вернешься? Что нового?

– Много нового. — Голос у Пифа был радостный. — Скоро вернусь и выкраду тебя!

– Прямо так и выкрадешь? — Слушать Пифа было нестерпимо приятно. Нестерпимо — потому что точно разговор не будет длинным и потому что жизнь от этого разговора точно не изменится.

– Так и выкраду. Ты уж потерпи чуть-чуть.

– А потом куда денемся? Успеем добежать до канадской границы?

– Нам канадская без надобности. — Пиф, конечно, помнил рассказ О’Генри, но не готов был отвлечься от основной темы. — У меня другие идеи. Главное, чтобы ты решилась.

Они поговорили ни о чем еще минуту, и Дуняша первой положила трубку — время поджимало. Но вместо того, чтобы бежать вниз, к поджидавшему в «Гелендвагене» Никандрычу, устало опустилась на диван.

Мама стояла рядом и молча смотрела на дочь.

– О-хо-хо! — по-старушечьи вздохнула Дуняша.

Конечно, она была безумно рада звонку Пифа. На него и надеялась, когда сюда ехала. Но любит ли она его по-настоящему? Может, это просто из-за многолетней дружбы и нелюбви к Марату? Не зря же они, еще до второго появления Марата, так и не переступили черту? И где они будут с Пифом жить? Даже если благополучно исчезнут с бешеных глаз нынешнего мужа. В какой-нибудь такой же пятиэтажке? Только не в Москве, а где-нибудь за Уралом, подальше от барской семьи.

Нет, не хочется ей в холопки. Но хочется — с Пифом. Вот ведь дилемма…

– Я поехала, мамуль, — наконец сказала она.

– Давай, доченька.

У двери еще раз обнялись.

– Только не делай глупостей, ладно? — осторожно попросила мама.

– Постараюсь, — честно пообещала Дуняша.

Теперь оставалось лишь понять, что в ее положении будет большей глупостью — остаться с Маратом или, подвергая Пифа, единственного друга, серьезной опасности, пуститься в какую-то придуманную им авантюру…