На чаше весов - Наталья Кочетова Страница 11

Я встаю с дивана и подхожу ближе. Мужчина лет сорока, в белом халате и очках в круглой оправе, смотрит на меня с фотографии, слегка склонив голову на бок и в едва заметно улыбаясь, как улыбаются именно для фотографии, немного напряженно и не искренне. Мужчина выглядит вполне миролюбивым, добродушным и безобидным — морщинки вокруг глаз говорят о том, что он много улыбается, слегка вздернутый нос указывает на такие характеристики, как беспечность, простота души, легкость нрава, да и размытый подбородок со слабыми чертами говорит скорее о мягкости характера. Ни за что бы не поверила, что такой человек может угрожать жизни всего человечества.

— Расскажи мне. — Продолжая задумчиво разглядывать мужчину, говорю я Вадиму, совсем забыв о том, что не собиралась проявлять инициатив и должным образом участвовать в процессе. Вообще-то вчера я приняла решение прожить как можно дольше, а значит, помогать Вадиму в пол силы, и по возможности показать ему на сколько я могу быть бесполезной. Я поставила себе цель — жить. Но вчера я никак не думала, что дело будет касаться вопроса существования самой жизни на земле. — Кто он?

Вадим нажимает кнопку на пульте и на экране выскакивает статья из крупного научного журнала.

— Даниил Григорьевич Матвеев. Ученый бактериолог и эпидемиолог. Доктор медицинских наук. — Перечисляет Вадим, становясь рядом с мной, и опираясь задом о стол.

Я скольжу глазами по тексту статьи, минуя бесконечный список регалий, наград, премий и заслуг, надеясь в тексте найти что-то вроде упоминания о том, что этот замечательный ученый просчитался, ошибся и случайно создал вместо вакцины смертельно опасную бактерию, но ничего не нахожу. Снова перевожу непонимающий взгляд на Вадима.

— Когда хлынул поток больных с одинаковыми жалобами, и медики поняли, что это новая эпидемия, ученые принялись искать источник. Спустя некоторое время они поняли, что источником заражения является вода. Но, что конкретно в этой воде было не так, они найти не могли. — Вадим снова нажал на кнопку и на экране возникло изображение похожее на цепочку ДНК. — Ученые так долго не могли понять в чем беда с водой, потому что молекула новой бактерии была практически идентична молекуле цианокобаламина, известного как витамин б12. Бактерию потому так и назвали «Калидус». В переводе с латинского означает «хитрый».

Вадим невесело усмехается, замолкает, складывает руки на груди и переводит взгляд в окно. Молчит некоторое время, заставляя меня нетерпеливо топтаться на месте.

— И при чем здесь Матвеев? — Не выдерживаю я.

— Матвеев исчез через неделю после объявления эпидемии. Но перед отъездом на своем столе он оставил вот этот код. — Вадим указал рукой на изображение ДНК. — Он оставил его на видном месте, будто нарочно, чтобы его нашли. Так и вышло, через пару дней его помощник — молодой ученый, нашел его, но не сразу смог разобраться что к чему. Только спустя некоторое время он додумался показать находку более старшим и опытным специалистам. После этого дело сдвинулось с мертвой точки.

— Так. Ясно. Но что же случилось с Матвеевым?

— Ничего. Через пару недель он снова появился на работе, как ни в чем не бывало.

Я удивленно хмыкаю и откидываю голову назад, размышляя. Да это действительно странно. Известный ученый, полный амбиций, позволяет сделать важнейшее открытие своему неизвестному помощнику и тем самым отдает тому все лавры и почести, а сам остается в тени. Выглядит подозрительно.

— Как все это объясняет сам Матвеев? — Поворачиваю голову и смотрю на рядом стоящего Вадима. Он смотрит на меня одновременно заинтересованно и снисходительно, но услышав мой вопрос, поджимает губы, хмурится, и оттолкнувшись от стола, идет к окну.

— Никак. Я не могу вытянуть из него ни слова. — Вадим стоит ко мне спиной, и говорит, глядя в окно, так что мне недостаточно хорошо его слышно, поэтому я подхожу и становлюсь рядом, сбоку от него. — Он молчит. За все время, проведенное здесь, он ответил на один единственный вопрос: он ли создал Калидус. Он ответил «нет». И детектор лжи показал, что он говорит правду. На остальные вопросы он просто не отвечает.

Вадим поворачивается ко мне корпусом и многозначительно смотрит в мое лицо, ожидая моей реакции. Отступаю на шаг назад — его близость меня нервирует — и пожимаю плечами, скептически приподняв бровь.

— На сколько результат проверки на полиграфе достоверен?

— Достаточно достоверен. — Тут же отзывается Вадим.

— Значит… это — не он?

— Я не знаю. — Вадим раздосадовано хмурится и добавляет. — Но я уверен, что он в этом замешан. Слишком много неизвестных переменных в этом деле. Мне неизвестны ни мотивы, ни цель. У меня нет ничего кроме моих собственных домыслов. Поэтому… Мне нужна твоя помощь.

Ох. Сердце делает кульбит. Я отступаю еще на шаг. Лучше бы ему перестать повторять эту фразу, иначе на ту помощь, которой он от меня требует, я не буду способна. Слишком много моих личных чувств задевается этим коротким предложением.

— Но я ведь не предоставлю тебе никаких доказательств. — Неуютно съёжившись, замечаю я.

— Я знаю. Но даже если ты поможешь мне убедиться в правильности моих умозаключений, это будет шаг вперед. Я буду уверен, что иду в нужном направлении. Ситуация более чем критическая. У меня нет времени на ошибки, люди умирают каждый день. — Глядя на меня прямым взглядом, говорит Вадим и поморщившись добавляет. — Да, и… Не знаю сколько я смогу еще удерживать в секрете информацию о Матвееве от службы безопасности ООН… Если они доберутся до него…

Вадим цокает языком, так и не договорив, и отворачивается. Выразительно так отворачивается. Знаю, что он делает. Пытается воззвать к моей жалости. Он хочет, чтобы я захотела ему помогать. Ведь тогда я буду по-настоящему стараться, а не выполнять работу лишь ради галочки. Он все понимает. Использовать былые методы, играя на моих чувствах у него больше не выйдет, под влиянием его угроз, я не буду работать действительно хорошо, а вот жалость… Жалость — это инструмент. Я вздыхаю и тихо произношу:

— Ладно. Давай попробуем. Выбора ведь у меня все равно нет.