Босс под елкой - Мария Вельская Страница 11

В руках босса что-то мелькает. Раздается тихий писк.

— Электронный замок. Теперь никто не войдет, — и мне усмехаются так, что подгибаются колени.

— Все, не могу, — раздается негромкое бормотание, — всегда мечтал это сделать. Ты, птичка, слишком уже соблазнительно крылышками трясешь…

Рывок — и я сижу у него на коленях. А вот не надо было обходить стол и подходить ближе к боссу! Ладонь ложится на… на плечо, Нора! Мне жарко. Очень жарко, несмотря на метель за окном.

Голова идет кругом, кончики пальцев на ногах поджимаются. Он касается меня. Сквозь ткань одежды все кажется куда более острым и ярким. Ладонь подползает к краю юбки, слегка приподнимая его. Обжигает. Большие пальцы касаются ноги, заставляя мурашки расползаться, а все нервные окончания — дрожать от предвкушения. Если он поднимется выше… нет, я ведь ничего такого не планировала, просто случайность. И стыдно, и томно, и хочется просить не останавливаться. Потому что я вижу потемневшие от предвкушения глаза, стиснутые — и отнюдь не от злости — зубы.

А потом ладонь подползает ещё выше — и замирает.

Я зажмуриваюсь, пытаясь втянуть голову в плечи. Я ведь не нарочно! Схватилась мокрыми руками в туалете, вот и…

— Пти-ичка… Нора… — зубы прихватывают кончик уха, плечо обжигает то ли поцелуй, то ли укус, — где маленькие недостающие части твоего гардероба, мелкая хулиганка? Ты меня решила до инфаркта довести? Так мне ещё рано! — голос Чеза хрипит, руки, что крепко обнимали меня за талию, дрожат. И я отчетливо ощущаю чужой настрой. Вот прямо сейчас!

— Да я не нарочно, — уныло повторяю, чувствуя, что… наше положение сказывается.

Я сейчас чокнусь или просто кого-то нагло прижму к стенке прямо в его кабинете!

— Не нар-рочно, Нора? — рык.

Если бы это был не Чез — я бы испугалась, правда.

Но это же он, мой, родной. Любимый. Да — теперь в этом можно смело себе признаться. Юбка капельку задралась, на блузке будто незначай расстегнулась пара пуговиц, горячие пальцы порхают по спине, вызывая сумасшедшую реакцию.

Это я наслаждаюсь так, да? Ой!

— Ааах… — выдыхаю, потому что кто-то совершенно бессовестный играет не только с моими нервами.

— Моя девочка… моя Нора… моя, — почти кричу от этой острой, яркой, пронзительной нежности и шепота, который проникает в самую душу.

Мне совсем не страшно, смущение исчезает и уходит на второй план, да и… к чему оно?! Смущаться надо было, когда кто-то несколько недель назад ляпнул, что я его невеста, а потом сам, похоже, обалдел от того, что сказал. Но слово не воробей…

Чез признался, что настолько сильно боялся меня потерять, что впервые потерял контроль над собственными чувствами.

«У нас бывает такое в семье. Мама с отцом встречались три недели, когда он сделал ей предложение», — нахально сверкал глазищами босс.

«Мы пошли дальше», — смеялась я тогда, — «всего два дня — и уже невеста».

«Три!» — вздевал Чез палец к небу, — «Но ведь не жена же! Так что отстаем от графика!»

И сейчас, плавясь в его объятьях, сходя с ума от касаний рук и губ от того, насколько я желанна, насколько смогла свести с ума и завести этого невероятного мужчину, а поняла… Пора брать от жизни все. Брать судьбу в свои руки, перестать сомневаться и стать счастливой.

Я дрожу, таю, лечу вверх, понимаю, что это только начало, что сам Чез ещё одет и…

Босс молча поправляет на мне юбку, грея мурашистую кожу непонятно откуда взявшимся полотенцем. Одергивает блузу, крепко прижимая к себе.

Так крепко, что мне почти больно.

— Я тебя люблю, птичка, — черные глаза смотрят почти беззащитно.

Он не боится показаться смешным, не боится открыть свою душу. Этот непостижимый идеальный мужчина.

— Я тебя тоже, Чез, — облизываю губы и решаюсь, — сможешь уйти сегодня с работы пораньше?

В его глазах отражением моих — предвкушение.

— С удовольствием, Нора Андреевна, — мурлычет этот котище, — более того, — заявляет, подхватывая папку с договором, — я вас похищаю прямо сейчас.

Дверь распахивается. Меня бережно, с какой-то ещё большей осторожностью подхватывают за талию и ведут к лифту. Мы целуемся, как подростки. И в лифте, и на пути к машине, и на парковке.

Только в самой машине сдерживаемся — я знаю, как педантичен Чез во всем, что касается безопасности, особенно, на дорогах.

Зато какие взгляды на меня кидают, пока мы едем…

Не знаю, как мы преодолеваем барьер в виде ступенек, лифта и коридора в его пентхаус под крышей.

Мы вваливаемся в квартиру, меня прижимают к стене — и начинают целовать, одновременно пытаясь сорвать шубку.

И в этот момент откуда-то со стороны комнат раздается смущенный кашель.

— Чез, мальчик мой, ты чего ж не сказал, что будешь с девушкой? А мы тут с теткой и племяшами решили скрасить твое одиночество, — басят уже слегка насмешливо. И по-итальянски.

О, какая непереводимая ругань сорвалась у Чеза! Надо будет попросить расшифровать. Он нагибается, пряча лицо на моем плече. Тяжелое тело подрагивает.

Эй, ты там не плачь от расстройства, а?

Я не выдерживаю. И ржу — громко, заливисто, сбрасывая накопившееся напряжение и крепко обнимая своего мужчину.

Высокий лысый бородач с яркой южной внешностью хмыкает в кулак.

— Ну здравствуй, детка! Антонио, дядя этого оболтуса!

Приплыли! Знакомство с родственниками оказалось слегка… неожиданным.

Но, смотря на разгибающегося Чеза… Глядя в темные лукавые глаза я понимаю, что ни о чем не сожалею. Ещё успеем. Все успеем. Ведь теперь я точно знаю, что такое счастье.