Кольцо предназначения - Наталия Ломовская Страница 11

– Папа? Ты не готов?

– Вера, я думаю, глупо сейчас ехать в такую даль. Погода, сама видишь, нелетная. До завтра Геку ничего не сделается, да и завтра, я думаю, тоже. Съездим в клинику с утра. А сейчас давай спать.

– Дай, пожалуйста, мне денег. На такси и заплатить ветеринару, – попросила Вероника напряженным голосом. – Я сама с ним съезжу.

– Ника, это лишнее. Не паникуй. Послушай...

Тут она промахнулась. Выбрала неправильную тактику. Ей бы ласковой лисичкой покрутиться возле отца, подольстится к нему, пару слезок уронить... Он бы сдался, потворствовал бы капризу дочки. А Вероника вспыхнула:

– Ты повторяешь ее слова! Точь-в-точь! А если б она тебе сказала, чтобы ты нас из дому выгнал, ты бы так и сделал?

– Подслушивала?

– Я не подслушивала. Я просто слышала!

– Вероника, иди к себе в комнату.

– Не пойду. Дай мне денег, я повезу Гека к врачу.

– Ты не поймаешь сейчас машину. Сильный снегопад, поздно. Ложись спать, утром мы отвезем собаку вместе.

– Ненавижу вас, – прошептала Вера и наконец заплакала – слезы сами покатились из глаз. – Как же я вас ненавижу!

–У тебя истерика, – проронил отец. – В таком состоянии ты никуда ехать не сможешь. Я тебе не позволю, в конце концов! Выпей корвалол и ложись спать. Утром поедем в клинику.

Вера разыскала в аптечке и скормила таксу лекарство. В прошлый раз, когда песик сожрал какую-то гадость из помойки, ему прописали эту микстуру. Тогда здорово помогла, может, и сейчас поможет?

Вероника думала, что не сможет заснуть, но заснула – заплаканная, измученная, уставшая.

Отец не солгал – в шесть часов утра постучал в дверь, разбудил дочь. Она скатилась с постели, кинулась одеваться.

Гек! Гекельберри, ты как, мальчик мой?

Песик приоткрыл глаза и заколотил хвостом. Видимых улучшений в его состоянии за ночь не произошло, но и хуже не стало. Может быть, отец и его кикимора были правы? Может, с Геком все не так уж плохо и она зря паниковала? Думать об этом было неприятно. Как бы то ни было, но Светлане не стоило вмешиваться в их с отцом внутрисемейное дело, она не имела на это никакого права!

Отец сам отвез Веру и такса в ветеринарную клинку. Из желудка собачки извлекли осколки куриных костей, дали лекарство, сделали укол. Ветеринар, похожий на молодого Армена Джигарханяна, сказал Веронике:

– Будем надеяться, все обойдется.

Но не обошлось. Вера не пошла на работу, осталась дома с Гекельберри. Около двух часов дня, когда закончился снег и прояснившаяся даль подала заплаканным Вероникиным глазам надежду, он стал тихонечко стонать, в три часа не смог даже открыть глаз, а к шести – умер.

Вероника больше не плакала. Она запеленала Гека в кусок темно-вишневого атласа, много лет хранившегося зачем-то в шкафу, и положила в коробку из-под обуви. Завтра, когда стемнеет, она отнесет его к ботаническому саду, куда они вместе раньше ходили гулять. Там у ограды рыли канаву неизвестного назначения, а закопать забыли. Наверное, она сможет положить туда коробку и забросать чуть оттаявшей землей и кусками щебня. Наверное, Гекельберри приятно будет лежать в его любимом садике, и его покой никто не потревожит...

Зазвонил телефон.

– Дочь, ну как там Гек?

– Гек умер, папа. Только что. Ты когда? Поздно вернешься?

– Поздно. Жалко Гека, Веруша.

– Мне тоже.

– Должна заехать Светлана, взять папку с документами.

– И что?

– Ничего. Просто тебя предупредил.

– Ясно...

Отец говорил совершенно спокойно, он не удивился, голос его не дрогнул. Конечно, он рад, что Гека больше нет. Ему досаждала проворная собачонка, она крутилась у него под ногами, надоедала звонким лаем и, наверное, напоминала о маме. Гекельберри был мамин пес, она его принесла в дом, когда он был маленький, как мышонок, она дала ему имя... А Вероника не уберегла маминого песика. Ведь, кажется, не так давно они с мамой вместе его гладили. И сестра была рядом...

Хотелось выпить чаю. Сегодня она ничего не ела, не пила, сидела у матрасика Гека. Теперь он не требует внимания и заботы, не просится гулять.

Вера налила чаю в любимую синюю чашку, положила сахар, отрезала кусочек лимона, принялась не спеша размешивать. Ее отвлек какой-то шорох в глубине квартиры, потом послышались шаги...

Светлана приехала забрать забытые документы. Ей удалось открыть дверь совершенно беззвучно. Она была уверена, что скандальная дочурка Юры сидит, как обычно, в своей комнате и проливает слезы над околевшей собачонкой. Но та оказалась на кухне, куда и сама Светлана направилась попить водички. Сидела за столом в старом вылинявшем халате, волосы растрепаны, лицо опухшее. Красавица, нечего сказать! Однако следовало выразить сочувствие, и Светлана мучительно подбирала слова.

– Мне очень жаль, – решила не оригинальничать для начала. – Это так ужасно, когда умирают питомцы, но к этому нужно быть готовым, когда их заводишь. Животные уходят раньше...

– Это мамина собака, – спокойно сказала Вера. – Так что Гек даже пережил свою хозяйку.

Светлана ничего не успела ответить – Вероника выплеснула содержимое чашки ей прямо в лицо. Потом ей вспоминалось это как в замедленном кино – не огненный, но довольно-таки горячий чай летит в Светлану, образуя в полете капли, словно летит в невесомости... Капли обжигают ее изумленное, запрокинутое лицо, она кричит, она гримасничает, безобразно распялив рот. По ровной фарфоровой коже расплываются красные пятна, по белоснежному пиджаку – безобразные желтые кляксы, в безукоризненно уложенных волосах застрял ломтик лимона. Продолжая истошно кричать, Светлана бросается к раковине, открывает кран (струя из него, повинуясь тому же замедленному темпу, все не идет и не идет) и, наконец, горстями кидает в обожженное лицо холодную воду.

– Огонь богини Эйи. Возьми это, женщина, – прошептал кто-то внутри Веры.

И отчего-то маячила перед глазами, как черный ущербный серп луны, половинка кольца, маминого, заветного.