Тайна пропавших картин - Ольга Солнцева Страница 11

– Да, конечно, доченька. Но тем не менее, ответственность лежит на нем… Правда, сейчас вроде ситуация немного улучшилась. Георгий Ксенофонтович поручился за папу. Полиция пытается найти виновных. Но боюсь, что это будет очень долгий процесс. И заберет много нашего здоровья. С другой стороны, пока Георгий Ксенофонтович помогает папе, он как бы защищен – ему вроде нечего бояться.

«Как бы», «вроде»… Мама почему-то не уверена. И все же…

– Какой Георгий Ксенофонтович благородный человек! Слава Богу, что есть такие люди! – искренне воскликнула я.

Мама не улыбнулась, а тяжело вздохнула. Потом снова нежно прикоснулась рукой к моим волосам.

– Ладно, доченька, спи! Не буду тебе мешать.

Мама, мягко ступая, вышла из спальни и тихо прикрыла за собой дверь. Хотя новость, которую она сказала, была не такой уж плохой – вроде как теперь бояться папе нечего, если у него появился покровитель, – и все равно в моей душе продолжали скрести кошки. Почему? Я не понимала.

Но, тем не менее, очень скоро эти темные мысли сменились светлыми. Я легко переключилась и погрузилась в другой мир, в мир любви, мечтаний и грез.

Уже через несколько минут я спала, и мне снился замечательный сон, как мы гуляем с Алексеем по городской набережной, а он с любовью заглядывает в мои глаза…

18

Утром я проснулась раньше обычного. По слабым солнечным лучам, проникавшим сквозь тюлевую занавеску, я поняла: погода сегодня по-прежнему хорошая. С удовольствием потянувшись, почувствовала, какое у меня замечательное настроение. Да и что унывать? Во-первых, папины проблемы постепенно решаются. Во-вторых, мой вечер сегодня свободен, и я собираюсь отправиться к морю. А там встречусь с Алексеем… С некоторых пор он приходит туда регулярно…

Я вскочила с кровати и в длинной ночной рубашке, босиком, выбежала на порог.

Утро действительно было теплое и яркое, что еще больше взбудоражило меня.

«Жизнь прекрасна!» – подумала я, вдыхая пряный, с осенними запахами, воздух.

Выйдя на террасу, я увидела родителей, сидевших за столиком и заканчивавших завтрак. Они сидели ко мне спинами. И я услышала конец их разговора.

– …Прости, дорогой, я не смогла ей вчера это сказать. У меня ощущение, что она в кого-то влюблена…

«О ком это они?» – испуганно подумала я.

– …Я поговорю с ней обязательно. Найду время и поговорю.

– Пойми, Елена. Георгий пока добрый. Но ты знаешь этого человека. Если он чего-то не получает, вокруг него летят щепки. Мы должны уже начать подготовку к свадьбе!.. И потом: Антон – вполне приличный молодой человек. Он будет хорошей партией для Сашеньки.

– Но ты же знаешь, что она его никогда на дух не переносила. Как нам ее убедить? – это сказала мама.

Я с ужасом поняла, что речь идет несомненно обо мне (кого еще папа может назвать Сашенькой?). Что же это? Мои родители собираются выдать меня замуж за Антона Кончаловского?! И это – цена за то, чтобы решить папины проблемы? Так вот оно какое – благородство Георгия Ксенофонтовича! Вот почему так тяжело вчера вздохнула мама!

Я, в порыве отчаянья и гнева, бросилась обратно в комнату. По дороге налетела на Марию, которая несла на подносе фрукты. Яблоки покатились вниз, глухо застучали об пол, а гроздья винограда упали бесшумно… Но мне было не до извинений. Я вбежала в комнату, закрыла за собой дверь, бросилась на кровать, и только после этого слезы, как по команде, брызнули из моих глаз. Я тихо всхлипывала, а мой построенный радужный мир, где мы были с Алексеем, шумно начал разрушаться. Этот шум болезненно звучал в моем сердце. Долг или любовь – вот выбор, который меня хотели заставить сделать, – и он неожиданно закрыл дорогу к моему счастью быть с любимым человеком.

Но ведь сейчас двадцатый век! Заключать брак по расчету – это уже в прошлом. Сейчас все женятся по любви. Это так несовременно – заставлять меня выйти замуж за сына того, кто может спасти папу.

Анализировать что-то в ту минуту и находить правильное решение я не могла: события развивались очень стремительно.

Зашла мама и села на край кровати. Мимо комнаты прошел папа – я услышала его тяжелые шаги. Краешком души, по одним только шагам, я поняла, как плохо ему сейчас.

– Теперь ты все знаешь, Сашенька! – тихо начала мама, положив руку на мои распущенные волосы. – Да, имеется только один способ помочь папе. И это озвучил вчера Георгий Ксенофонтович. Он хочет, чтобы ты вышла замуж за его сына. Антон давно влюблен в тебя и…

Я не дала маме договорить. Как фурия, красная и разъяренная, выскочила из-под одеяла и закричала:

– Нет! Никогда! Я не выйду за него замуж!.. Это глупо… Это жестоко…

Больше я не смогла сказать ничего. Чувства настолько переполняли меня, что словесный запас весь пропал. Из груди вырывались какие-то непонятные всхлипывания, похожие на крики чаек у моря. Я могла сейчас совершить только что-то спонтанное, что незамедлительно сделала: выскочила из комнаты, пронеслась по коридору и, в чем была – босая и в ночной сорочке, – бросилась из дома прочь. Услышала, как за моей спиной залаял Ветерок: жалобно и просительно (он явно обиделся, что я побежала гулять без него!); мы привязывали его обычно во дворе, чтобы он не проявил чрезмерную самостоятельность.

…Наш дом был крайним в городе, очень близко к морю. Туда-то я и устремилась. Не знаю, видел ли меня кто. По крайней мере, я не замечала никого. Бежала и не могла остановиться. Слезы застилали глаза, но так как знала эту дорогу наизусть, даже не споткнулась ни разу…

19

…Берег оказался пустынным. И Алексея у моря не было. Конечно, еще утро. До вечера далеко.

Я забежала в лес, рядом с морем, спряталась в кустах и, сжавшись в комочек, предалась грустным мыслям. Слезы скоро закончились, теперь я просто сидела в каком-то забытьи. Что-то копошилось в голове, не помню что именно. Время, место – все потеряло для меня значение. Я находилась в оцепенении, ничего не чувствуя и не осознавая.

Сколько часов прошло, не знаю. А может, пробежало только несколько минут.

Вдруг я услышала лай и сразу узнала Ветерка. Вскочила. Конечно же, собака легко найдет меня здесь. Но сейчас я этого не хотела. Найдет Ветерок, найдут и родители.

Как испуганный заяц, бросилась вглубь леса. Там, недалеко, я знала, была лесная речка. Удивительно, как трезво заработал мой мозг в эту минуту! Я бежала к речке, чтобы сбить собаку со следа. Даже Ветерок в качестве самого лучшего утешителя на свете мне был сейчас не нужен. Его теплый шершавый язык, умывавший мое мокрое от слез лицо в трудные минуты, что всегда смешило меня, сейчас бы не помог. У меня плакали не глаза. Плакало сердце.