Лекарство для двоих - Пенни Джордан Страница 11

Из уроков сексуального воспитания в школе, да и позже, из разговоров знакомых девушек, она знала, что женщина не всегда способна испытать подобные эмоции, что она может и не получать такого чувственного и эмоционального наслаждения от вызванного ею мужского желания.

Она никогда не говорила ему, ни разу не высказала вслух столь сокровенные чувства, но тот факт, что Льюис готов был обнаружить перед ней силу своей любви и страсти, тот факт, что он позволял ей увидеть, насколько она может взволновать его, придавал ей силы, дарил такое счастье, о котором она и не мечтала, стирал память о годах одиночества. О тех годах, когда она боялась, что никто и никогда не будет ее любить, когда страдала от мук, известных только людям, которые лишились родителей в раннем детстве.

Он дотронулся до нее, и она задрожала от пронзительного ощущения его жарких пальцев на обнаженной коже.

Он попытался притянуть ее к себе, и она шепнула, прикасаясь губами к его рту:

– Осторожнее, намочишь одежду.

– Тогда я ее лучше сниму, верно?

Это была их обычная игра, и Лейси подхватила ее, продлевая удовольствие:

– Но как же обед? Я хочу есть…

– Хочешь одеться?

Его ладонь накрыла ей грудь. В прошлые выходные он ставил вокруг сада новый забор, и его пальцы огрубели от работы. Ей нравилось ощущать его шершавую кожу на своей гладкой, и она потихоньку потерлась об нее, увеличивая наслаждение и одновременно продолжая поддразнивать его:

– Мм… Наверное, нужно?

Верхняя пуговица его рубашки была расстегнута, и ей надо было всего лишь приподняться на носочки, чтобы поцеловать его шею, ощутить губами теплый, солоноватый вкус кожи. Она любила его запах, его вкус – они принадлежали только ему одному. Его одежда, их постельное белье были пропитаны ими, и когда его не было дома, она часто касалась пальцами или щекой рубашки, которую он надевал, подушки, на которой он спал.

Он часто повторял ей, что она невероятно чувственна, и его глаза при этом темнели от страсти, которая лучше слов говорила ей, как он любит эту ее черту. Черту, о которой до встречи с ним она и не догадывалась и которую даже теперь скрывала, прятала, чтобы делить ее лишь с ним, и только с ним. Их любовь как будто давала ей право, разрешение на то, чтобы сбросить с себя оболочку, предназначенную для всего остального мира, и только с ним разделить дары женственности, которыми ее одарила природа.

Она целовала, ласкала языком его шею, чувствуя, как от знакомого напряжения твердеют его мускулы, улавливая знакомый тихий звук из горла, предвкушая тот миг, когда Льюис подхватит ее на руки и отнесет в их спальню. А там он будет целовать ее, гладить, доведет до такого пика желания, что она взмолится о последнем, самом полном выражении его страсти, его любви… но… но внезапно стук в дверь ворвался в ее умоляющие всхлипы.

Мокрая от пота, дрожащая, Лейси вынырнула из сна, осознав, что в дверь дома действительно стучат.

Она машинально отреагировала на требовательный звук: неуклюже поднялась и на дрожащих ногах поспешила вниз, по дороге натягивая халат.

Из-за головной боли она забыла накинуть цепочку на входную дверь, и сейчас, едва отперла, дверь распахнулась с такой силой, что человек на пороге слегка нахмурился, прежде чем шагнуть в прихожую.

Лейси отметила это той крошечной, беспристрастной частичкой сознания, которой удалось справиться с ошеломляющим, парализующим шоком от вида ее бывшего мужа.

– Льюис! – слабым голосом вскрикнула она.

Его внезапное появление вслед за эротическими воспоминаниями из ее снов оказалось слишком оглушающим для ее затуманенного сознания.

Он закрыл дверь, и она машинально шагнула ему навстречу. Ее тело все еще было расслабленным, теплым, а чувства обострены снами, в которых они с Льюисом занимались любовью.

Рассудок ее, стараясь избавиться от последствий шока, отчаянно вопил об опасности. Но тело, казалось, не собиралось прислушиваться к его предупреждениям.

– Льюис.

Она снова произнесла его имя, и на этот раз дрожь в ее голосе была вызвана отнюдь не шоком. Одурманенная и сбитая с толку его реальной близостью, Лейси под натиском чувств протянула к нему руку. В спешке она забыла застегнуть халат. От движения ее руки он распахнулся, и в прохладном полумраке прихожей одинокий луч света из верхнего окошка теплым золотистым отблеском лег на мягкий изгиб приоткрывшейся груди.

Тонкая белая ткань бюстгальтера не могла скрыть темного соска, все еще твердого и припухшего, все еще томимого жаждой сладкой муки от любимых губ.

– Извини. Я не подумал, что ты не одна.

Резкие, почти злые слова швырнули ее обратно в действительность. Она мгновенно отпрянула, заливаясь краской стыда и смущения при мысли о том, что она чуть не захотела… что? Оживить эротический миф из своих снов? Попытаться воплотить их в реальную жизнь, умоляя Льюиса заняться с ней любовью?

В полуобморочном состоянии, противная самой себе, Лейси поспешно повернулась к нему спиной, дрожащими пальцами застегнула халат и воинственным жестом скрестила на груди руки, прежде чем обернуться к нему и спросить хриплым голосом:

– У меня нет гостей. Что ты здесь делаешь, Льюис? Чего ты хочешь?

Мечты улетучились, и горькая действительность заняла их место. Губы ее горько скривились. Что бы ни привело к ее дому Льюиса – это, разумеется, не желание заняться с ней любовью.

Может, он опасается, что она проговорится об их давнишнем браке? Что руководило им – вина, страх? Или простое любопытство?

– Ты одна?

Она замерла от недоверия, сквозившего в его тоне. Теперь, окончательно очнувшись от забытья, она начинала понимать, в каком состоянии предстала перед ним, когда открыла дверь.

Даже двадцатилетним Льюис обладал поразительной способностью проникать в тайны женской души, догадываться, как далеко готова зайти та или иная женщина. Лейси это качество всегда приводило в восторг и благоговейное изумление.

Двадцать прожитых лет, конечно же, добавили опыта, и сейчас он, конечно, не сомневается, что она открыла ему дверь на пике физического возбуждения – даже если это возбуждение и исчезло так быстро, что ей самой трудно было в него поверить.

А может, она просто не хотела признать, что испытала его; что спустя двадцать лет она все еще так мучительно, так унизительно возбуждается от одних воспоминаний об их любви. И это при том, что ей прекрасно известна отвратительная фальшь с его стороны, ведь преданность Льюиса была сплошным притворством.

Сколько раз они занимались любовью и она была уверена в том, что он разделяет ее любовь и страсть! И сколько раз при этом он обманывал ее, делая вид, что предан ей душой и телом?

Этот вопрос бесконечно терзал Лейси долгие годы, лишая возможности верить своим чувствам во всем, что касалось мужчин, лишая возможности создать духовную и физическую связь с другим мужчиной.