Не могу без тебя - Татьяна Успенская-Ошанина Страница 100

Рожать нужно только от любимого человека, в этом она убеждена. И собой жертвовать ради чуждого тебе существа нельзя! Как же всё-таки это произошло?

Насмешка, ирония судьбы.

Пропитывает её сырость, бьёт озноб. Что бы ни отдала она за чашку горячего чая!

О чём она думает? От Вадима рожать нельзя. Она не полюбит ребёнка от Вадима. Нечего болтаться под дождём. Путь один: в больницу. Сегодня — выспаться, а утром явиться в гинекологию и вырезать из себя Вадима. Отовсюду изъять. Бывают кошмарные сны. Она проснулась. И пусть сон ещё жив в ней, она приложит все силы к тому, чтобы не оставалось в ней даже памяти об этом сне!

А если после аборта станет бесплодной? Она уже не молода. Вот у Алёнки не может быть детей. Алёнке Вадим не нравится. Все эти месяцы, что она — с Вадимом, Алёнка прячет от неё глаза. К убогим, к калекам так относятся, как сейчас Алёнка к ней. «Бог отнял у неё глаза, слух. Убогого нужно жалеть», — наверняка так думает Алёнка и жалеет её.

Но сейчас Алёнка сказала бы: «Роди и отдай мне, если тебе ребёнок не нужен».

Стало жарко, покалывают кончики пальцев, как перед экзаменом: сдаст — не сдаст, получит диплом — не получит. Это ведь и её ребёнок! Ребёнок без близости. А может, то промысел Божий — ребёнка ей послал Бог?!

Москва ловит Марью в свои петли, мотает по незнакомым улицам и переулкам, переводит через площади и проспекты.

Каким образом, непонятно, снова, второй раз за день, очутилась на Патриарших прудах. Пустые, ночные, они пугают тенями от деревьев.

Жаль, нет здесь Колечки. Просто помолчать рядом с ним и попросить: «Сыграй!» Вот что сейчас нужнее всего: Колечкина игра.

Патриаршие пруды неожиданно успокоили.

При чём здесь Вадим? Вадима выгонит, а ребёнка оставит. Бывают же несчастные случаи: отцы гибнут. Так и у её дочки погиб отец, что поделаешь?! Дочка поймёт. Дочка заберёт всё лучшее от неё и её мамы и будет похожа на маму!

Господи, как Марья будет любить свою девочку, двойной любовью, за себя и за несуществующего отца! Только её будет дочка, больше ничья! И не нужно ждать единственного, необыкновенного, никто им с дочкой не будет нужен. Она и дочка.

Вмешалось само провидение. Свершилось чудо. Не важно как, но свершилось. Такая малость — слияние двух клеток в одну, чтобы на веки вечные избавиться от одиночества. И сколько лет ждала этой одной-единственной клетки, которая подарит ей собственного, единственного ребёнка.

Осторожно, нежно, обе ладони положила Марья на ещё совсем не заметный, лёгкий свой живот. «Здравствуй, доченька! Я очень жду тебя. Я очень люблю тебя. Не через любовь, не через близость с мужчиной, сама не знаю как, но ты явилась ко мне. Здравствуй! Господи, спасибо! Я наконец не одна!»

Взять такси, вернуться в отнятый у неё дом теперь не страшно. И пусть в нём на время поселился, как в детской сказке, другой зверь, этот дом — её и её дочки, и она отвоюет его.

С этой минуты на Патриарших прудах, когда Марья пустила в жизнь свою дочку, она стала счастливой. На улице люди оглядывались на неё, больные заряжались её верой в выздоровление и в жизнь, руки её стали могущественными, научились снимать и гасить страх, возвращать силы и веру в жизнь. Мальвина хвасталась, что она сделала из Марьи великую массажистку, а Марья ощущала, что могущество пришло к ней свыше, ей достаточно положить свою ладонь на живот больного, и боль стихает. Но пусть Мальвина говорит, что хочет, и гордо улыбается при этом.

Наконец Марья поняла Ваню — то, что говорил он о её романе. Вот, значит, какая ещё бывает жизнь, вот без чего нельзя выпускать в свет произведение: кроме несправедливостей, смертей, корысти, есть вот это созидание человека в человеке, бескорыстие отношений, какие сложились у них в больнице, возможность чуда.

Вот когда само собой произошло в ней очищение: как шелуха, спали с неё все обиды, тщеславие, самолюбование, чувство ущербности и неполноценности, она забыла о себе. Есть больные и дочка в ней, пока маленькая и беспомощная, во всём зависящая от неё. Тошнит ли её, болят ли у неё ноги или голова — ерунда! Естественно, как дыхание, движение: Марья кладёт руку на живот и разговаривает с дочерью.

«Трудно тебе, маленькая, расти? — спрашивает и прислушивается, словно дочка и впрямь может ответить ей. — Ты во мне, значит, всё будет хорошо, вырастешь здоровой и сильной, потому что я кормлю тебя тем, что тебе полезно, ложусь вовремя спать, дышу свежим воздухом. А ты делай своё дело: спи и расти. Я без тебя не могу. Приходи скорее ко мне. Мне без тебя так пусто!»

Вадим воспринял её слова удивлённо:

— Почему я должен уходить? Я всем доволен. Ты так хорошо заботишься обо мне!

— Я не люблю тебя, — сказала Марья. — Ты не подходишь мне. Из-за тебя я перестала работать, бросила рукопись на полуслове. Не хочу жить с тобой. Не хочу жить ради тебя.

— Но мне здесь хорошо, удобно, — заявил Вадим, как бы подводя итог разговора.

— Тебе будет здесь не очень удобно, когда родится ребёнок.

— Какой ребёнок? — Изумлению Вадима не было границ. — Я не могу…

— Я сама ничего не понимаю, — призналась Марья. — Но факт налицо: у меня будет ребёнок.

— Может, у тебя куча любовников? Ты слишком часто болтаешься где-то, а мне просто голову морочишь? Говори честно: кто? — Он допрашивает! Лицо его сделалось неприятным. — Да ещё хочешь пришить мне ребёнка!

— Уходи, Вадим, — рассмеялась Марья. — Очень прошу тебя.

Но Вадим не ушёл. Стал ещё чаще приводить приятелей, ещё больше пить, словно хотел напиться и нагуляться на много лет вперёд. Ночами теперь сам стал являться к ней, требовать снова доказать ему, что он что-то может, и ей приходилось, с трудом преодолевая отвращение и пьяную силу почти ста пятидесяти килограммов, высвобождаться и удирать на кухню. Вадим был слишком ленив и на кухню не шёл.

Однажды Марью обнаружила на кухне тётя Поля. Молча постояла, глядя на неё, запричитала:

— Болезная ты моя! Безответная! Мне ничего сроду не сказала в ответ на мои обижания. И этому кабану…

— Ничего, тётя Поля. Только очень спать хочется.

— Идём ко мне. Ляжешь на диван. Он узкий, но тебе хватит места. Ах, паразит, выжил девку из дома! Говорила я, не доведёт он тебя до добра.

Угревшись на кушетке, засыпая, Марья сообщила тёте Поле, что ждёт ребёнка, и провалилась в сон. Но вдруг вспыхнул свет. Тётя Поля была на себя не похожа: глаза круглые, как у совы, волосы дыбом, в каждой черте возбуждение.

— Дитю ждёшь? Настоящую дитю? — Марья, удивлённая состоянием тёти Поли, окончательно проснулась, села. — Мне дашь?

— Что? — не поняла Марья.

— Нянчить дитю?!

Столько было страха и надежды в лице тёти Поли, что Марья поспешила сказать:

— Если вам будет нетрудно, нянчите! Я хотела Бориса Глебыча просить… когда понадобится в магазин или ещё что…