Тайна старого фонтана - Виктория Фокс Страница 10

Напрягая слух, я слышу плеск воды, льющейся на камень, — жидкость дает фонтану такие необходимые жизненные силы, а он жадно глотает их, как заключенное в подземелье дикое опасное существо. Кофе кажется кислым. Аппетит пропадает. Когда я выглядываю во двор снова, в нем никого нет.

* * *

Этим утром мне предстоит заняться бальным залом, и я без промедления приступаю. Он пустовал много лет, дверь, повисшая на ржавых петлях, заедает. Окна украшает персиковая драпировка, но стекла покрыты паутиной. Забравшись наверх по стремянке, я недолго наблюдаю за крохотным паучком, прежде чем стереть тряпкой его творение. Апчхи! — легкие полны пыли.

Камин, некогда величественный, как огромная каменная пещера, и занимающий всю стену, тоже забит. Скоро в пыли оказываются и мои волосы, — она собирается темными комками, когда я стираю ее рукавом с лица и бровей. Солнечное тепло беспрепятственно льется внутрь, в зале жарко, как в теплице, я сильно потею, голова кружится. И вдруг я слышу:

— Люси.

Поворачиваюсь — никого.

Застываю на месте на мгновение. В зале тихо, но уже не спокойно, комната пуста и зловеща, солнечные лучи льются на пол и дверь, плотно закрытую, заставляющую меня верить в невозможное. Здесь никого. Совсем никого.

Но я отчетливо слышу голос. Женский голос произнес мое имя, а после еще раз.

Люси…

И я снова увидела ее на той платформе, женщину, которую совсем не знала и которую знала лучше, чем собственное отражение в зеркале, ведь я столько думала о ней и слышала. Пассажиры, не видящие ничего вокруг, увлеченные дорогой на работу, уткнувшиеся в планшеты, попивающие кофе, чтобы хоть как-то справиться с похмельем, окружили наш островок печали. Для нас же все было по-другому. Мы были там одни. И я никогда не забуду выражение ее глаз прямо перед тем, как она сделала это. Против ожиданий, в них не было злости. В них была обреченность. Разочарование. Как будто, произнося мое имя, она искала доказательств своей неправоты: «Я не Люси. Я не делала этого», — так должен был звучать мой ответ.

Люси.

Мягкий вопрошающий голос — совсем не то, чего я ожидала.

Я возвращаюсь к камину, кажущемуся теперь зловещим, его каменный выступ тверд и холоден, как рельсы у нас под ногами… Не заступайте за желтую линию. Я думала о чем угодно, кроме главного: только что я была с ним. Мы провели вместе ночь, утро, я пахла им.

А хуже всего было то, что я не осталась. В последовавшей суматохе я сбежала, было нечем дышать, мир изменился до неузнаваемости, сузившись до объективов камер, уставившихся на меня. Я метнулась наверх, на улицу. А потом побежала. Как последний трус, я бежала.

Звонок в дверь возвращает меня к реальности.

Спускаюсь вниз, отчаянно желая выбраться из душного помещения, выхожу. Не было никакого голоса. Мне показалось. Я не верю в призраков. Даже мама никогда не возвращалась ко мне, так зачем это делать кому-то еще?

У двери мужчина с двумя большими коробками. Он просит расписаться в получении и, кажется, спешит убраться восвояси — бежит к своему фургону, а затем исчезает, поднимая клубы пыли. Посылка весит немало, я хмурюсь, ногой закрывая дверь. Коробки из пластика плотно перетянуты коричневым скотчем, а все этикетки — на итальянском. Здесь какие-то цифры, проценты и жирное красное предупреждение. Когда я аккуратно трясу их, как привыкла делать в детстве, с любопытством копаясь в мамином шкафу (все эти красиво упакованные коробочки — подарки отца на каждый День святого Валентина, сумочки из мягкой кожи, наполненные тайным содержимым, косметички, которыми она просила не играть, тяжелые от бутылочек и тюбиков, стучавших друг о друга, как леденцы в коробке), что-то мелкое бьется о стенки. Получатель: с-ра В. Локхарт.

Пытаюсь понять, почему имя кажется мне знакомым, что-то прячется в глубине памяти. Ванесса, Вирджиния — имена крутятся на языке, когда передо мной встает Адалина и отбирает у меня коробки со словами: «Тебе не следует открывать дверь. Это делаю только я».

Я хочу ответить, что меня об этом никто не предупредил, но Адалина сразу же разворачивается и уходит наверх вместе с таинственной посылкой. Я снова остаюсь одна.

* * *

Сегодня приближаться к чердаку я не собиралась, но время до пяти пролетело быстро, и я думаю, что успею расправиться с самым дальним коридором до конца дня. Из окна Флоренция видна как на ладони. Дуомо поблескивает в золотом небе, сине-зеленая Арно змеится по городу. Мне не терпится попасть туда — так хочется на Землю космонавту, который находится на орбите несколько недель.

Первым делом выйду в Сеть.

Я убеждаю себя, что главное — это написать Билл и дать знать семье, что со мной все в порядке, но на самом деле думаю о нем каждую минуту. Каждую минуту, за которую он мог решить, что уже прошло достаточно времени, что мы нужны друг другу, что я желанная часть его жизни. Затем, воодушевленная, я куплю сорбет на площади Синьории ^[10], прогуляюсь по Понте-Веккьо ^[11], заглядывая в витрины, куплю сувениры Билл и папе, и потом, когда стемнеет, найду автобус во Фьезоле и вернусь в Барбароссу.

Таким будет каждый выходной. Впервые за долгое время я чувствую себя на своем месте. Как будто есть маленький шанс, что все закончится хорошо.

Неожиданно я слышу стук, как от падения. Но, судя по звуку, нечто не упало, его… тащили. Будто тяжелое кресло двигали по дощатому полу.

Мне становится не по себе. Присев на корточки, я прислушиваюсь, реагируя на каждый шорох, как кошка. Замок полон странных скрипов, лабиринт пустых коридоров усиливает эффект, и я вспоминаю, как несколько часов назад в бальном зале мне почудилось, что кто-то произнес мое имя.

Но вдруг я слышу его снова. Тот же звук, но на этот раз громче.

Я поднимаю глаза на растрескавшийся темный камень на потолке и слышу звук в третий раз — теперь я уверена, что он раздается сверху. На чердаке кто-то есть.

Оглядываюсь, почти уверенная, что сейчас же буду застигнута Адалиной и выдворена прочь за нарушение второго правила, но коридор пуст. В окно бьется пчела — чем ближе ее полосатое тельце к стеклу, тем громче жужжание.

Я медленно поворачиваюсь к двери в конце коридора. Никто туда не ходит, твоя работа должна заканчиваться здесь. Но Адалина ничего не сказала о других людях. Если кто-то все же пошел, моя ли это работа — сообщить о нарушении?

Делаю шаг вперед. Низкая дверь, сужающаяся кверху, похожа на проход в церкви. Тот, кто пользовался ею, должен быть совсем небольшого роста. Вдруг всплывают в памяти заброшенные больничные кровати. Я прижимаю ухо к двери и слушаю.