Смерть пиявкам! - Иоанна Хмелевская Страница 10

— Ох, нелегко это. Если бы вы хоть название фильма помнили…

Я принялась названивать Ляльке, но она выключила сотовый, а домашний телефон не отвечал. Позвонила я и Магде, может, она помнит титулы фильмов, но и она оказалась недоступна. Еще бы, десперадо! Позвонила Юлите, велела ей влезть в Интернет и поискать там Эву Марш. К сожалению, Юлиту я застала в пути, она подъезжала к Радому. Занесло же ее…

Поздним вечером приехал курьер срочной почты. Несчастную брокколи мне удалось сварить в третьей воде, соленая была страшно, ведь каждую очередную воду я старательно солила.

А что касается кассет, так я уже завелась — лопну, но из-под земли достану!

Следственная группа прибыла ко мне ранним утром — в четверть десятого. С чего бы такая поспешность?

Тот факт, что в связи с убийством Вайхенманна меня вспоминали первой, не вызывал удивления, ибо поносила я его где только могла, мерзавец заслуживал этого. Но одно дело знакомые — можно ведь в шутку бросить: «Ну, наконец-то ты его прикончила!» Однако чтобы серьезные люди, прокуратура, следственные власти приняли всерьез мою болтовню… На каком, интересно, основании? Если на то пошло, вредный покойник лично мне ничего плохого не сделал, мои произведения портил не он, что я для него — мелочь пузатая. Он к таким высотам руки простирал! Ему Мицкевича подавай, Сенкевича, на худой конец кого-нибудь из наших нобелевских лауреатов, а не такое жалкое барахло. Мотива приканчивать эту мерзость у меня не прослеживалось, личной выгоды тоже. Так чего они ко мне заявились?

Еще успела порадоваться, что со вчерашнего дня никаких новых данных не получала, так что не было у меня необходимости кого-то из знакомых защищать. Да и просто чего лишнего ляпнуть можно не бояться.

Я приняла двух оперативников со всей вежливостью и вниманием, на какие у меня хватило сил в такую рань, тихо надеясь, что от них я узнаю больше, чем они от меня. Наверняка количество имеющейся информации было в их пользу.

Обоих я видела впервые. Это немного огорчило и насторожило — а почему не Гурский? Может, не хотелось ему лично защелкнуть наручники на запястьях особы, с которой знаком более двадцати лет? Тогда и в самом деле всерьез меня подозревали. Предположение, что и говорить, не очень приятное.

— Где вы были четырнадцатого мая между пятнадцатью и двадцать одним часом? — спросил первый сыщик, не теряя времени даром.

— Может, присядем? — вопросом на вопрос ответила я.

Садиться они не захотели. Нет, это не Гурский, совсем не Гурский. Тот по крайней мере знает, что я просто не умею говорить стоя, виновна я или нет. Ну да ладно, пусть стоят. В прихожей еще валялись наполовину распакованные чемоданы и дорожные сумки, хорошо, что я успела извлечь из них грязное белье и отнести в ванную, хоть этим не скомпрометировала себя, а то переживала бы еще больше.

Итак, они остались стоять, я же села. К счастью, мне не было нужды вскакивать и бежать рыться в записях, чтобы проверить, где же я была в указанное время. Я и без того прекрасно помнила, где была и что делала четырнадцатого мая, всего три дня назад Я как раз возвращалась на родину.

Всем видом демонстрируя, что готова помочь следствию, я благожелательно стала давать показания:

— Была я в разных местах и время проводила по-разному. В Дании, в Германии и в Польше, весь день в дороге. Желаете в подробностях?

— Желаем.

— С парома в Варнемюнде я съехала в четырнадцать пятьдесят, а поскольку толкучки не было, в пятнадцать уже оказалась на автостраде.

С удовольствием, не опуская мелочей, я им описала все перипетии своего путешествия, закончив тем, как в двадцать один вечера сидела в щецинском ресторане и ужинала.

— Откуда вы ехали?

— Из Дании.

Они помолчали. У меня создалось впечатление, что мои подробные показания им ужасно не понравились. Готова держать пари — в глубине души… нет, не так. Из глубин души они с усилием изгоняли надежду, что это я шлепнула Вайхенманна и алиби у меня окажется фиговое. Надежда цеплялась когтями и зубами, а они в растерянности не знали, чем ее заменить. С таким действительно трудно примириться.

Мое доброе сердце дрогнуло. Мельком подумала — сколько же раз мне служил верой и правдой мусор, оставшийся от поездки, который я не успела выбросить. И никогда не буду выбрасывать!

— Панове, я же все понимаю. В этой игре очень высокая ставка, и не всегда стоит принимать на веру глупости, которые болтает подозреваемый. Не стану притворяться, что удивлена вашим приходом, и честно признаюсь — при виде убитого, когда он был еще живым, меня трясло от омерзения. И я бы собственными руками перерезала ему горло, да побрезговала бы к нему даже прикоснуться. Вам нужны доказательства моего алиби? Поскольку я знакома с методами расследования, то облегчу вам задачу. Вот счета из отелей, где я останавливалась, там указаны номера телефонов, а границу вам придется взять на себя, я не знаю, что и где теперь отмечают, но фотокамеры и другие пакости у них наверняка есть. Машина моя стоит в гараже, при номерах, можете оглядеть ее, и, если не ошибаюсь, где-то в ней валяется билет на паром и квитанция со стоянки. А вот мои документы… Ага, и прочие бумаги.

Они не пренебрегли добрым советом Внимательно и со знанием дела пересмотрели всю мою мусорную макулатуру, после чего наконец сели. Помолчали и малость оттаяли.

— Вы знаете Вальдемара Кшицкого? — спросил один из следователей.

Их фамилий я так и не услышала.

— Простите?

— Я спросил, знает ли пани некоего Вольдемара Кшицкого?

Я живо заинтересовалась:

— А кто это? Первый раз слышу, но, возможно, знаю в лицо. Без фамилии.

— Как это? — удивился один из парней. — Вы знаете людей только по лицу?

Ну не идиотский ли вопрос! Снисходя к этому недоразвитому, я объяснила, что это обычное дело. Ведь может же оказаться, что некоего Вальдемара Кшицкого я встречаю несколько раз в год в магазине «Сад-огород» или чуть ли не каждый день при уборке мусора на нашей улице, и что с того? И откуда мне знать, что провизор в ближайшей аптеке не Вальдемар Кшицкий?

Похоже, я малость рассердилась, и они это заметили.

— Вальдемар Кшицкий — ассистент режиссера, с недавних пор сотрудничал с убитым, то есть с Вайхенманном. Вы его знаете?

Я глубоко вдохнула воздух, чтобы успокоиться, и отрицательно покачала головой:

— Нет. И даже если когда видела, вряд ли запомнила. Ему сколько лет?

— Около тридцати пяти…

— Нет, не помню. И нет смысла пытаться вспомнить. Разумеется, вы мне не скажете, зачем он вам?

Оба тут же ушли в глухую молчанку. Видимо, мое отсутствие в стране, основательно документированное, а значит, полная невозможность личного контакта с Вайхенманном и незнакомство с Кшицким здорово подпортили органам уже сложившуюся версию убийства. Хотя насчет Кшицкого я ведь могла и солгать. И все же — почему они были убеждены в моей причастности к убийству, почему решили, что прикончила его именно я? Очень интересно, но вряд ли они расколются…