Жена из России - Ирина Лобановская Страница 10

И была стремительная осень, примеряющая на себя дожди и туманы… И желтые московские сады и парки становились все строже, спокойнее и тише.

Они виделись каждый день. Машка наплевала на строгие наставления Инны Иванны — девушки всегда должны опаздывать на свидания, это правила хорошего тона! Она прибегала к месту встречи, как радостный жеребенок, не вспоминая об условленном часе, иногда намного раньше, и потом долго ждала, уткнувшись в какую-нибудь книгу. Это ожидание казалось лучше всего.

Вовка рисовал для нее. На одном рисунке, долго висевшем у нее в комнате, была черная кошка на красном ковре, на котором в стремительном полете застыло слово "мышонок"… Так называл ее не только Саша…

Позже, боясь лишних напоминаний, Маня разорвала все Вовкины рисунки, чтобы через много лет пожалеть об этом.

Она знала о нем все: какие у него лекции, как зовут его маму, сколько раз он влюблялся. Она думала, что знает о нем все. Не задумывалась ни о чем, не оглядывалась и не загадывала.

Он был беспредельно открытый. Яркий. Разноцветный. Легкий. И рядом с ним она тоже чувствовала себя легко и просто. А легкость — не синоним легкомыслия. Хотя корень один…

— Игреливый, — задумчиво сказала о Вовке бабушка, увидев его впервые.

Однажды в гостях они случайно встретили Сашу.

Все чувствовали неловкость. Кроме Вовки. Хозяин дома терзался противоречиями: и Саша, и Володя были его друзьями.

— Я думал, ты придешь один… — растерянно сказал он.

— Нет, — безмятежно отозвался Вовка, — мы всюду ходим только вместе. И чужие мнения нам не указ!

Маня хотела как можно скорее уйти. Она боялась взглянуть на Сашу, хотя тот казался совершенно невозмутимым: ни малейшего смятения в ясных, широко открытых, чересчур светлых глазах. Настоящий товарищ Мум…

Так кого же больше на свете: плохих или хороших? И какие они, эти плохие и хорошие? В чем смысл и суть таких определений? А какая она сама?..

— Что мы, преступление совершили? — возмутился Володя. — Обыкновенная жизнь: люди приходят и уходят, встречаются и расстаются. Норма! Чихня! Все очень просто! Не мучайся зря, мышонок! Дели все на двадцать четыре.

Они не совершили преступления. Конечно, нет. Что вообще называется преступлением? И кого же больше на свете…

А Саша неожиданно для всех напился. Сначала странным сделалось у него лицо: неподвижное, как маска, с застывшими жесткими чертами. Он пил и молчал, а потом вдруг неестественно, громко и вызывающе засмеялся и швырнул с размаха бокал о стену. Разлетелись осколки, по обоям медузой расплылось темное пятно…

Маня ушла в другую комнату. За ней вышли Володя и хозяин дома.

— Уходите быстрей! — сказал он, внимательно рассматривая шкаф. — Сашку я сейчас домой отведу…

Никто не совершил ничего дурного… До Машиного дома они ехали в полном молчании.

После той нечаянной встречи в гостях свидания с Вовкой превратились в самоистязание. Слова рождались с трудом, повисали в воздухе, казались бессмысленными и ненужными. Говорить вдруг стало абсолютно не о чем. Не хотелось ни о чем вспоминать, но само собой вспоминалось. Они виделись все реже и реже, а потом и вовсе перестали: что-то между ними сломалось. И совершенно притих телефон.

Наконец Маша решилась и подкараулила Вовку возле его иняза.

— Почему ты перестал мне звонить? — спросила она.

— А зачем ты ждешь моего звонка? Ты и сама можешь набрать номер…

Голос у него был чужой, уставший, монотонный.

— Мне кажется, тебе этого не хочется. Ты раньше звонил мне несколько раз в день. Просто так, чтобы услышать, — напомнила она.

— Вот и позвонила бы сама просто так. Ты ведь знаешь, как сейчас трудно со временем… Мышонок, у меня диплом на носу, — беспомощно объяснил он.

Ей показалось, что это не он, а совсем другой человек. Или он, но в другом образе. Наверное, Сашином… Уважаемый товарищ Мум… И снова это проклятое время! Ни у кого на свете не хватало времени для нее…

— Я люблю тебя, — неловко сказала она.

— Знаю, — с досадой отозвался Володя. — Манечка, дели все на тридцать два, не ошибешься… Сколько раз я тебе советовал…

Как невесело это звучало!.. Ну, для чего ты суешься со своими никому не нужными признаниями и откровениями? Сейчас начнется неизбежный обмен любезностями…

— Но ты ведь лучше меня! Я знаю, что такое ты и что такое я. Я — легкий жанр… Просто болтун!.. Балаболка… Понимаешь, у меня, оказывается, совсем другой идеал жены… Послушай, а что это на тебе за полуперденчик? Какое ужасное пальто!

Он всегда знал, чего хотел. Он всегда говорил все, что думал.

Маша ошеломленно молчала, не в силах даже заплакать. Она еще не попадала ни в какие изломы. Вот оно что…

Пальто перешили из бабушкиного, правда, совершенно, нового, но от моды чересчур далекого. Значит, Вовке, сыну дипломата, просто стыдно быть с ней рядом. До нее дошло, наконец. Все объяснимо. При чем тут любовь? Откуда эта чепуха? Родители ее слишком плохо одевают, а бабушка вообще считает разговоры о нарядах глупостью и пошлостью. Ну да, отсутствием духовного развития.

Маня попыталась оттолкнуть обиду и сосредоточиться на идейной стороне вопроса.

— Другой? — повторила она. — Идеалы со временем меняются… Ты можешь позвонить мне когда угодно. Хоть через десять лет.

Он не позвонил никогда. При чем тут любовь?

Но случилось совсем неожиданное. Весной, в день ее рождения, пришел незнакомый мальчик с розами.

— Там, на углу, такой высокий блондин с длинными волосами. Он меня попросил передать и дал адрес, — объяснил мальчик.

Это был Саша.

А через полтора месяца, после Пасхи, он неожиданно позвонил.

— Знаешь, поехал на крестный ход в Сергиев Посад, — сказал он, не здороваясь. — Народу собралось — уйма. Ну, ясно… В давке мне сломали руку… Не суть. Теперь хожу в гипсе…

И повесил трубку.

Понимаешь ли, знаешь ли, помнишь ли…

После заключительного разговора с Вовкой Маша потрясла родителей и бабушку резким и категорическим заявлением о своем желании пойти работать. Потому что ей нужны деньги, свои "бабки" на тряпки — она слишком плохо одета и не желает больше ходить в обносках. А родители одевать ее не собираются. Они все время оправдываются тем, что на Машу с ее ненормальным ростом довольно трудно достать готовые вещи, а шить в ателье — им не по карману.

С Инной Иванной случилась истерика.

— Мне только этого не хватало! Это просто ужас! Ты с ума сошла! — закричала она.

— Чтобы с него сойти, его неплохо сначала заиметь, — буркнул отец.

Бабушка надолго насупилась и надулась. Отец внимательно осмотрел трех своих женщин и беззаботно махнул рукой.