Речной дьявол - Диана Уайтсайд Страница 10

Линдсей тоже имел славу героя войны и был фигурой весьма замечательной. Каков, интересно, он в постели?

От этих мыслей Розалинду бросило в жар, обдав горячей волной грудь и лоно. Ее глаза расширились. Пара «кольтов» за поясом шевельнулась, напомнив о маскараде.

Медленно отхлебнув из чашки горячий кофе, Розалинда постаралась взять себя в руки. Она не может переспать с Линдсеем или с другим мужчиной, как бы сильно ни изнывало ее тело по головокружительной, умопомрачительной разрядке, какую приносит физическое наслаждение.

– Сегодня, джентльмены, мы играем в семикарточный стад. Правила помещены на плакате, – объявил Тейлор, непринужденно тасуя карты. – И запомните: здесь нет случайностей; это игра мастерства и умения, а не шанса. Первоначальная ставка полдоллара; полная – четверть «орла» [2]. В полночь все минимальные удваиваются, затем еще раз для тех, кто продолжает играть. Вопросы есть?

Розалинда покачала головой, спокойно наблюдая, как перед ней вырастает аккуратный столбик фишек. Два доллара пятьдесят центов полной ставки первой партии удваиваются, превращаясь в пять при пятой сдаче карт, затем снова удваиваются в полночь и еще раз в ранние утренние часы, чтобы вытеснить случайных игроков. Что ж, неплохо, хотя это были не самые высокие ставки за всю историю ее карьеры профессионального картежника. Фишек достоинством в две сотни долларов должно хватить с избытком, и прибегать к припрятанной пачке банкнот не придется. Четыре месяца жизни в бегах научили Розалинду мудрости, и она никогда не хранила все деньги в одном месте.

Каждый из игроков бросил на середину стола по одной фишке, делая первоначальный взнос. Тейлор раздал карты, по две каждому игроку картинкой вниз и по одной – картинкой вверх.

Аккуратно, чтобы никто не увидел, Розалинда быстро проверила две перевернутые карты. Это оказались дамы. С открытой десяткой бубен у нее был прекрасный расклад, высокий шанс взять банк, и она почувствовала за спиной сияющий в предвкушении победы призрак отца.

Положив карты перед собой, Розалинда ждала начала торгов.

Перед Линдсеем лежала двойка червей, самая низкая из открытых карт, так что начинать игру и торги предстояло ему. Изучив свои закрытые карты, он пожал плечами и кинул на середину стола фишку достоинством в четверть «орла».

Ход Линдсея озадачил Розалинду. С двойкой на столе рассчитывать на прибыль не приходилось. Линдсей либо блефовал, либо имел что-то интересное на руках, либо просто проявлял щедрость, повышая ставку уже на первом круге. Поскольку прежде склонности к щедрости она у него не наблюдала, как, впрочем, и склонности к блефу, то могла поспорить на все свои деньги, что в руках Хэл держал хорошую карту.

Тейлор протянул Линдсею элегантный нож с рукояткой из оленьего рога, признавая его право делать ставки в этой партии.

– Олень твой, Линдсей. Ратклифф?

Сидевший слева от Линдсея доктор покачал головой и бросил карты на стол:

– Я – пас. – Он откинулся на спинку стула с видом человека, приготовившегося наблюдать, и только.

Логан тоже быстро сдался, в то время как Бентон долго изучал карты со спокойной уверенностью бывалого игрока. Он обладал репутацией человека столь же агрессивного за карточным столом, как и у топок паровых котлов. Наконец он выдвинул на середину стола фишку достоинством в два с половиной доллара, делая ставку на свои карты, в том числе и на открытый бубновый валет.

Розалинда, в свою очередь, поставила два с половиной доллара и ждала, чтобы остальные игроки сделали свои ставки. Тогда она заберет банк.

Хэл вышел из игры на пятом круге, когда Тейлор сдал ему пятую карту и это оказались снова пики. Поначалу он получил червей и собрал бы полный комплект, если бы карточные боги подкинули ему еще две карты той же масти, но, увы, этого не случилось, и теперь он, откинувшись на спинку стула, спокойно наблюдал, как сражаются за обладание банком Маккензи, Бентон да еще этот гастролирующий игрок.

Битва Белькура и Бентона за карточным столом считалась самым захватывающим спектаклем в городе. Хэл и сам любил поиграть в покер, но не так, как эти двое. В порту он порой ходил искупаться, съесть ужин и даже иногда посещал девочек в местном публичном доме, после чего возвращался в игорный дом, чтобы увидеть окончание ночной схватки между Бентоном и Белькуром.

Слава Богу, оба они умели проигрывать в отличие от Николаса Леннокса, которого проигрыш мог довести до бешенства. У Хэла навсегда осталась на подбородке метка после того, как он попытался остановить Леннокса в Нью-Йорке, когда подонок хотел разделать под решето «ночную бабочку» зато, что проиграл в игорном заведении пять тысяч долларов.

На этот раз в гонке за обладание банком Карстерс заставил Белькура и Бентона изрядно попариться. Он весьма своевременно получил десятку червей в пару к своей открытой карте, десятке бубен, чтобы на пятом круге торгов удвоить минимумы. Его стиль напоминал расчетливую агрессию горного барса, крадущегося к антилопе.

Когда Белькур ответил аналогичной ставкой, образовав банк, чересчур крупный для столь раннего вечернего часа, Хэл вскинул брови и вернулся к созерцанию Карстерса. В момент знакомства парень показался ему чем-то испуганным, но это его не удивило – многие мужчины чувствуют себя не в своей тарелке, когда встречаются с теми, кто значительно выше их ростом. Теперь же, окунувшись с головой в карты, Карстерс предстал совершенно другим человеком: дисциплинированным, агрессивным, четким в словах и движениях. Он остался поразительно спокойным даже в момент, когда некстати получил обескураживающую тройку червей на четвертой сдаче.

Карстерс идеально соответствовал типу мужчин, которых Хэл охотно набирал в команду; правда, он был несколько худощав для службы во флоте, но это существенного значения не имело. Многие худосочные парни поражали окружающих своей выносливостью во время боевых действий.

Элегантные руки с длинными, словно женскими, пальцами обращались с фишками с легкостью, выработанной продолжительной практикой. Наверняка эти руки смогли бы отлично драить палубу. Серые глаза Карстерса, опушенные длинными густыми ресницами, поблескивали отраженным светом каждый раз, когда он поднимал их, чтобы взглянуть на соперника, и этот яркий свет напоминал Хэлу солнце, отражающееся в водах верхней Миссури. Ему с трудом удалось прогнать эти фантазии, слишком поэтические и неуместные для карточной игры.

Глядя на гладкие щеки Карстерса, Хэл невольно задумался о том, сколько ему лет. Его кожа была очень светлой, под стать светлому цвету волос и глаз, но Хэл предполагал увидеть хоть какие-то иные признаки возраста, хотя бы намек на бороду, поскольку игрок демонстрировал за карточным столом очевидную опытность.

Карстерс повернул голову, чтобы понять смысл оброненной Белькуром колкости, и Хэл увидел чистый профиль греческой статуи с завитком светло-каштановых волос на щеке. Другой завиток, похожий на женские кудряшки, спускался на шею. Внезапно его брови сошлись на переносице. Кажется, он видел похожий профиль в одном доме в Нью-Йорке, но тогда лицо обрамляла копна кудрей, сверкавших блеском бриллиантов.