Путь к сердцу - Лесли Лафой Страница 10

— Вы удовлетворены? — спросил он с усмешкой.

В первое мгновение это было именно так: у нее не оставалось времени обдумать, к чему может привести столь уникальное решение.

— Оставляю за собой право на размышление, — нехотя сказала она.

— Мы подвинем наши постели ближе одна к другой, чтобы к утру ни у вас, ни у меня не затекли плечи.

Холодок страха пробежал у Мадди по спине. Ривлин, как видно, почувствовал ее состояние, потому что счел нужным добавить:

— Я помню свое обещание не пытаться овладеть вами силой. Предложенный мной выход имеет чисто практический смысл.

Ей ничего не оставалось, как только поверить ему. Принятое решение создало у нее физическое ощущение удобства и покоя, как если бы она выпила в холодную ночь чашку теплого молока.

Они придвинули постели одну к другой и, устроившись каждый на своей, укрылись одеялами, в то время как их скованные руки лежали на земле между постелями.

Взволнованная тем, что еще ни разу в жизни не находилась так близко к мужчине, Мадди молча смотрела в небо.

Первым нарушил молчание ее конвоир:

— Вы сильно ворочаетесь во сне, мисс?

— У меня чуткий сон, — призналась Мадди, все еще глядя на звезды над головой. — Я, как бы вам сказать, вечно прислушиваюсь к повороту ключа в замке. А вы?

— Я не могу припомнить, чтобы в последнее время хоть раз спал крепко и без оружия. Это еще одна профессиональная необходимость. — Ривлин секунду помолчал, потом добавил: — Я слышал, что в штате Индиана некоторые женщины ратовали за отдельные женские тюрьмы.

Мадди невесело улыбнулась:

— В этом нет никакого смысла, если тюремщиками останутся мужчины.

— Сколько всего времени вы пробыли в заключении?

— Два месяца до суда, потом четыре месяца до перевода в Ларнед. С тех пор прошло восемнадцать месяцев. Осталось еще восемнадцать лет по приговору.

Она не хотела, чтобы ее жалели, но вся жестокость правды прорвалась в ее слова.

— При переводе заключенного сопровождающему вручают краткий рапорт, таковы правила, — сказал Ривлин. — В бумаге, заведенной на вас, сказано, что вы осуждены за убийство первой степени.

Мадди сосредоточила внимание на созвездии Кассиопеи.

— Что ж, я полагаю, в рапорте изложена и суть происшедшего.

Он повернул голову и пригляделся к Мадди в сгустившейся темноте.

— Я порядком насмотрелся на хладнокровных убийц, Ратледж, но, кажется, вы не относитесь к такому типу. Это был несчастный случай или самозащита?

— Скорее последнее. — Она слегка вздрогнула, прежде чем добавить: — Но мнение судьи и присяжных оказалось решающим.

— Ваша семья не наняла вам приличного защитника?

— К сожалению, у меня нет семьи.

— А я-то удивлялся, как это целая куча братьев, кузенов и дядюшек отправила вас в сиротский приют.

Еле заметная улыбка тронула уголки губ Мадди, но в этой улыбке не было и капли веселья.

— Сироты — большие мастера придумывать себе семьи, обычно очень богатые, и в этих семьях никто представления не имеет, что мы выпали из общего круга, зато, как только там узнают о нашем существовании, нас якобы немедленно заберут домой. — Улыбка исчезла с ее лица. — Это, разумеется, нелепая выдумка, однако порой такие выдумки помогают на трудном пути. — Она помолчала. — Скажите, а у вас есть семья, Килпатрик?

— Мой отец умер почти пять лет назад, мать еще жива. У меня есть старший брат и пять старших сестер. Все они семейные люди и живут в Цинциннати.

— Пять старших сестер, и при этом вы умеете пришивать пуговицы и готовить?

— Служба в американской армии научила меня уму-разуму. Если бы я поддался воле матери и сестер, всем этим давным-давно занималась бы моя жена.

— Бывают проблемы и посложнее.

— Не могу себе представить, — фыркнул Ривлин.

— А вы попытайтесь, — предложила Мадди. — Например, обзавестись семьей, но быть отвергнутым той, которую любишь.

— Никогда не рассматривал вопрос с этой точки зрения, — признался он. — Давайте мы лучше поговорим о вас — не вечно же вы будете сидеть в тюрьме. Между прочим, вам могут скостить срок, учитывая ваши показания. Вы хоть думали о том, чем займетесь, когда выйдете из тюрьмы?

— Я собиралась поехать в Калифорнию или Орегон и поискать там работу учительницы.

Небрежность ее тона говорила сама за себя: Мадди явно не верила собственным словам. Ривлина тревожило то, что она ни о чем не хочет мечтать. У каждого должна быть своя мечта, иначе жизнь утрачивает всякий смысл.

— Многие мужчины на побережье ищут себе жен и хотят создать семью.

— Да-а, — протянула она, — я слышала, что там особенно в цене женщины средних лет, отсидевшие свой срок в тюрьме. Ривлин рассмеялся.

— Но вам и в самом деле следует подумать о себе, Мадди Ратледж.

— Мне это говорили, — возразила она. — Правда, большинство людей не находят это столь уж смешным. Зато у вас приятный смех. Смейтесь почаще.

— Не могу сказать, чтобы я находил во всем этом повод для смеха.

— О каком сроке мы с вами здесь толкуем? — спросила она. — О неделе? О месяце?

— О долгих годах. — Ривлин крепче оперся о землю. — Скажите, кто говорил с вами о вашем будущем? Вообще о вас?

— Миссис Паркер, начальница сиротского фонда, сказала как-то, что мое пребывание в приюте — доказательство неискупимого греха, совершенного прежде. По ее мнению, несправедливо, что теперь все должны за это расплачиваться. — Мадди помолчала. — Еще она сказала однажды, что мои родители, вероятно, отдали меня в приют из-за того, что я такая упрямая и непослушная. Я долго верила ей.

Ривлин понял, что Мадди провела детство, изо всех сил стараясь быть достаточно хорошей, чтобы родители чудом появились снова и забрали ее к себе. Говорить такие вещи ребенку жестоко и непростительно. Сам он и вообразить не мог, что значит не иметь семьи. Даже теперь, находясь здесь, он знал, что на Востоке у него есть близкие люди, и если он будет в них нуждаться, ему только стоит отправить телеграмму… Впрочем, не похоже, что ему когда-нибудь придется так поступить. В любом случае, несмотря на постоянное стремление родных вмешиваться в его жизнь, ему приятно думать, что они у него есть. Это согревает душу. Мадди никогда не знала подобного чувства опоры и защиты.

— Вы очень далеки от своего домашнего очага, Ривлин Килпатрик, — произнесла она, по-прежнему глядя в небо. — Что привело вас на этот путь?

— Для начала я отправился на Запад во время прошедшей войны и состоял под началом генерала Гранта, а после окончания военных действий остался здесь в составе кавалерийской части и попросил, чтобы меня направили именно сюда.