Грешные удовольствия - Джессика Трапп Страница 10

Однако следовало быть не слишком усердной, иначе он заподозрит неладное.

Девушка поклялась себе, что не позволит ни своему языку, ни своему раздражению взять над ней верх. Она дождется сигнала Адели, а потом пойдет за Пантосом по подземному тоннелю, а потом через лес, как и планировалось.

Монтгомери протянул руку, чтобы она могла расстегнуть пряжки на доспехах и оплечье лат. Когда пластины были убраны, она замерла, пораженная размером его руки, которая все еще была в кольчуге. Он пошевелил рукой, и кольчуга тихо звякнула.

Бренна стояла так близко, что слышала, как он дышит, и это тихое дыхание как-то не вязалось с таким крепким и сильным человеком. Такова жизнь: хрупкая и неопределенная, даже для человека таких размеров. Именно поэтому она так радовалась, сумев схватить быстротечные мгновения, когда писала маслом или темперой.

Сняв доспехи с другой, руки, Бренна занялась кирасой. Одну за другой она убирала пластины и все больше восторгалась красотой его тела.

Она десятки раз помогала отцу и брату надевать доспехи — таков долг дворянки. Но раньше это всегда было скучной обязанностью, тяжелой и нудной работой, замаскированной под долг. А этот человек заворожил ее, словно ядовитый змей. Прекрасный, но беспощадный.

Бренна помогла ему снять кольчугу и кожаную куртку, надеваемую под доспехи, после чего обнажился его торс с густыми курчавыми волосами на груди и серебряным медальоном в форме сердечка на простом кожаном ремешке. Изящная вещица выглядела странно на груди этого могучего человека.

Девушка протянула руку к медальону.

— Нет.

Его рука сомкнулась вокруг медальона, прежде чем она успела до него дотронуться.

Возможно, этот медальон был семейной реликвией, передававшейся по наследству? Или это был подарок возлюбленной? Бренна не могла себе представить, что закаленный воин может носить столь изысканную вещицу.

Он молча снял с себя медальон, завернул его в кусок ткани и отложил в сторону, так что Бренна не успела его рассмотреть. В его взгляде был запрет, и она не стала задавать вопросов.

Надо не терять времени, а получше изучить свою будущую жертву. Поскольку ей придется убить его, не хотелось думать о нем иначе, как о звере, а серебряный медальон делал его вполне нормальным человеком.

Бренна провела пальцем по его плечу. Еще никогда она не видела таких широких плеч. Другие мужчины увеличивали себе плечи всякого рода подкладками. Ему это было не нужно.

Ей захотелось провести руками по контуру его мускулов, только для того, чтобы удостовериться, что он действительно человек и его можно убить. Ее переполняли противоречивые чувства — отвращение и восхищение.

Она посчитала тонкие шрамы на его бицепсах. Их было четыре с одной стороны и семь — с другой. Свидетельства многочисленных сражений. В которых он наверняка победил.

Она вдруг поняла, что должна быть очень осторожна. Он мог одними пальцами переломить ей хребет, как тонкую тростинку. У нее всего один шанс пустить в ход l'occhio del diavolo, и она молилась о том, чтобы не упустить его.

Его загорелые плечи покрывал тонкая пленка пота, и от этого кожа казалась блестящей, словно тщательно отполированной.

Стоя перед ним, Бренна попыталась понять, где у него находится сердце, но ни одно движение мускулов не указывало, что оно бьется. Может, у него вообще не было сердца.

Выражение его лица оставалось непроницаемым, но глаза были похожи на сверкающие в солнечных лучах волны голубого океана.

— Нагнись и сними с меня сапоги.

Тон его голоса заставил Бренну вздрогнуть, но она послушно встала на колени.

В душе бушевала ненависть. Он был самым подлым и отвратительным злодеем, каких она когда-либо знала. То, что ей пришлось раздевать его, было, конечно же, частью наказания за то, что в церкви она дала ему пощечину, «Радуйся, дьявол. Пока. Сегодняшняя ночь будет для тебя последней». Девушка посмотрела на него в упор, но промолчала.

Про себя она считала часы до захода солнца, когда раздастся сигнал. Надо, чтобы к тому моменту Монтгомери был таким же уязвимым, как она сейчас. И даже больше. Но сейчас, когда доспехи были сняты лишь наполовину, он вполне был способен хладнокровно убить мужчину.

Или женщину.

Бренна вздрогнула, вспомнив, что рассказала ей сестра о том парне, который нечаянно пролил несколько капель эля на его накидку.

Когда она смотрела на него снизу, он казался еще мощнее и выше. Она схватила его сапоги за каблуки и стянула один за другим.

Мускулы его ног были просто чудовищно большими, как греческие колонны. Когда Монтгомери поднялся, матрас заскрипел, а кольчуга звякнула, он велел ей снять с него пластину, защищавшую нижнюю часть торса.

— Мне кажется, я не должна этого делать, — начала она. У нее пересохло во рту, а сердце бешено забилось, когда она представила себе, как он выглядит под этой защитой из металла. Ей было известно, как выглядят мужские органы. В детстве их с братом Натаном купали вместе, и она видела, что этот орган похож на короткую сосиску.

Она резко встала, не желая выдавать своего любопытства. Отец всегда ругал ее за то, что она слишком любопытна. И само по себе это было нехорошо — желать посмотреть на человека, которого она так ненавидела.

— Вы должны снять все сами. Вам не нужна моя помощь.

— Это часть того, что я от тебя требую, жена. Я приказал принести воду, и ты искупаешь меня. Как и следует настоящей жене.

Искупать его?

Девушка сглотнула. Она себе это вообразила, или стальная пластина и вправду сама по себе немного сдвинулась с места?

Она зачарованно смотрела на нее, чтобы увидеть, шевельнется ли пластина опять.

И это произошло!

Черт бы его побрал!

Возможно, ее картины были не совсем точными, если мужская плоть становится настолько большой и твердой, что может сдвинуть кусок металла. На своих миниатюрах она изображала мужчин такими, каким ей запомнился брат, когда они были детьми.

Но это… это интересно. Конца она будет в Италии, может быть, она сможет это написать.

Бренна незаметно метнула взгляд на стол. Под этим столом, под досками пола, был небольшой тайник, где была спрятана неоконченная картина, на которой был изображен обнаженный гладиатор. Монтгомери был прав — художники действительно иногда прячут свои картины.

Картина с гладиатором был первой, на которой она осмелилась изобразить анфас обнаженную мужскую фигуру. Но она так и не закончила эту картину, поскольку была не уверена в размере и цвете мужского органа. Почему-то ей показалось неправильным как-то смазать эту часть мужского тела, как она это делала на других эротических картинах.

Она вдруг подумала о том, что, полностью раздев Монтгомери, не только сможет легко его убить — это позволит ей более реалистично завершить свою картину.