Последняя аристократка - Лариса Шкатула Страница 10

Наташа опять вспомнила своего дядю — Николая Николаевича Астахова, которому, в отличие от нее, удалось эмигрировать в Швейцарию и уже обзавестись собственной клиникой. Дядя воспитывал её чуть ли не с рождения. Мать Наташи умерла при родах, а отец сгинул в отечественную войну 1914 года. Так вот дядя на слова Янека непременно бы заметил: там хорошо, где нас нет.

Она, конечно, не знала наверняка, лучше теперь в деревне или хуже, но подумала, что Ян, как и она когда-то, надеется, будто от репрессий, которые идут по всей стране, можно куда-то спрятаться.

— Тебе-то что волноваться? — сказала она вслух. — С происхождением у тебя все в порядке…

— До тех пор, пока кто-то не заинтересуется, кто был мой отец.

— Не заинтересуются. Пришлось бы лезть в архивы, тратить время, а правосудие нынче скоропалительное… Скорее всего, наша с тобой тревога лишь гипертрофированное в несколько раз настроение всего общества… Но при том ты, кажется, боишься куда больше меня.

Она пошутила, но Ян согласно кивнул с самым серьезным видом.

— Это потому, что я больше тебя осведомлен о действительном положении дел. Уж если начали бояться члены правительства, значит, страх висит в воздухе, и ничего странного нет в том, что мы чувствуем его острее других…

— Янек, помнишь, как мы с тобой десять лет назад прошли сквозь щит Аралхамада?

— Конечно, как я могу забыть "такое"? Но почему ты вспомнила об этом именно сейчас?

— Тогда нам удалось то, что не удавалось никому в течение двухсот лет. Может, объединимся и теперь?

— Против кого? Против всей страны? Или только против правительства? Нет, вначале я сам хочу во всем как следует разобраться. Пока же у меня в голове какая-то мешанина из отдельных фактов, каждый из которых может, как говорит моя дочь, свихнуть мозги…

Наташа снисходительно улыбнулась.

— Не обижайся, Янек, но ты всего лишь обычный врач, а не политический деятель. Представляю, у тебя и так голова пухнет, а тут ещё я со своими вопросами да проблемами…

— Не скажи, — Ян с прищуром глянул на неё и передразнил. — Обычный врач! Ты хоть представляешь себе, чем я занимаюсь?

— Думаю, да, — Наташа подвигала плечами, будто проверяя, не появилась ли на них какая-нибудь ноша, пока она вот так бездельничает, сидя на лавочке. — Ты лечишь заболевания нервной системы или заболевания, связанные с нарушением функций нервной системы.

— Темнота! — притворно вздохнул Ян. — Ты как один мой коллега, который шутит, что все болезни от нервов и только две от удовольствия. Мол, потому у нас так много работы. Расскажи мне вот что: когда тебе тревожно, как ты воспринимаешь обстановку вокруг? В виде образов или каких-то неясных предчувствий?

— Так, словно вижу над страной сплошную черную тучу, — повторила Наташа то, о чем они говорили с Катериной. — И потом, анализирую отдельные, как считается, нетипичные случаи из жизни других людей…

— Нетипичные потому, что тебя пока это лично не коснулись? — усмехнулся Ян. — Иными словами, тревога неосознанная, а я с некоторых пор для лечения своих пациентов начал применять гипноз и попутно стал узнавать такое… Словом, что лучше бы и не знать.

— Гипноз? — удивилась Наташа. — Я читала недавно статью нашего ученого-физиолога Павлова, популяризованную, конечно, для таких неспециалистов, как я, и по поводу гипноза там сказано, что он есть промежуточное состояние между сном и бодрствованием, что-то ещё про живое слово усыпляющего, но чтобы под гипнозом лечили… Впрочем, мне трудно судить, но однажды, в Аралхамаде…

— В том подземном городе, который погребла под собой сползшая на него гора?

— В том городе, из которого нам с Алькой единственным удалось вырваться живыми. Во многом благодаря тебе.

— Насчет единственных… ты не можешь знать этого наверняка. Помнится, мы так быстро бежали оттуда, будто за нами черти гнались… Кстати, а у тебя никогда не возникало желания вернуться и посмотреть, что от этого города осталось? И осталось ли? Может, даже покопаться в развалинах. Кто знает, что там удалось бы найти. Вдруг гора сползла на ваш Аралхамад не прямо, а как-нибудь наискосок…

— Фантазер ты, Поплавский. Наш Аралхамад! Он никогда не был нашим. А ты увел разговор в сторону. Я все-таки хотела бы дослушать о гипнозе, тем более что и сама однажды, в том самом Аралхамаде, им воспользовалась и погрузила в сон человека, который в тот момент оч-чень мешал нашему с Алькой общему делу…

— Мало кто из гипнотизеров любит о гипнозе говорить. В умелых руках он может стать страшным оружием. Об этом далеко не каждый из простых смертных догадывается. Мне даже странно было, что гэпэу — организация, которую я никогда не считал средоточием умников, взяла под свое крыло лабораторию Головина по изучению паранормальных явлений человеческого мозга, существенно её расширила, да к тому же и засекретила. Впрочем, это теперь государственная тайна, и я тебе ничего не говорил.

— Бог с ними, с тайнами. Расскажи лучше, как работаешь ты?

— Недавно у меня на приеме был один человек. Оттуда, — Ян показал пальцем вверх. — Нервы никуда не годятся. Он никак не мог расслабиться, так что мне пришлось погрузить его в гипнотическое состояние. Я понял, что он смертельно напуган, потому что слишком много знает. Как говорит церковь, "во многих знаниях есть многия печали"…

— И многие знания не ограждают его от преследований? Те, о ком он знает, могут побояться разглашения…

— И потому просто организуют ему какой-нибудь несчастный случай вроде падения под трамвай.

— Ты вылечил этого человека?

— Немного успокоил. Избавил от мании преследования, но вряд ли в будущем ему это поможет… Представь, недавно он относил на подпись Молотову списки арестованных, которые подозреваются как враги народа. И знаешь, как тот развлекается? В этих списках против фамилий, которые ему чем-то не понравились, он ставил аббревиатуру ВМН. Что значит — высшая мера наказания. И этих людей сразу расстреливали.

Наташа почувствовала, как по её спине пробежал холодок.

— Скоро тебя самого придется лечить гипнозом, — тихо сказала она.

— И ты придешь на помощь, — пошутил Ян, — погрузишь меня в долгий оздоровляющий сон.

— Ты надеешься, что в селе людям живется спокойнее? — Наташа решила перевести разговор на другую тему, потому что ей самой стало невмоготу думать о таких страшных вещах.

— Очень надеюсь.

— То есть ты хочешь отправить туда свою семью, а сам останешься в городе?

Ян помедлил, как будто Наташа своим вопросом сбила его с толку.

— А что мне делать в деревне? — пожал он плечами. — Мне и преподавать надо, и лечить.

И слегка смутился: получалось, что он не столько думает о своих домашних, сколько о себе. Правда, Наташа его вполне поняла и потому пояснила:

— Я не о том… Как ты думаешь, долго это продлится?