Бестолковая святая - Алекс Жиро де л'Эн Страница 10

И показали мне рай, и увидел я, что большинство его обитателей — женщины.

Магомет

Сюрен — штаб-квартира группы «Клошетт», европейского лидера так называемой развлекательной прессы. Двери лифта открылись со знакомым металлическим «длинь». Кто удивился больше, я или штук двадцать встречавших меня коллег, точно не скажу, но вот как потом описывали историческое утро стажеркам «Модели» наши обозревательницы:

«Мы все собрались и были готовы петь и праздновать. Лицо ПОП красовалось на всех постерах с изображением обложек журнала. Было розовое шампанское и черничные мадленки. Когда она была в больнице, мы скинулись на ночную рубашку от Hermes, а еще купили серьги от Casoar в виде бутылочек «перье» — ненавязчивый намек на ее травму. В честь чудесного исцеления ПОП Раф и Мими надели купленные по этому случаю рыжие парики. Как только снизу позвонили и сказали, что она только что припарковалась, мы встали у лифта и включили саундтрек «Круговорота жизни». Двери открылись. Вышла какая-то женщина с волосами, стянутыми в малюсенький кукиш на затылке, одетая в простенькие джинсы, с сумкой от Сони Рикель пятилетней давности и в кроссовках десятилетней давности. Ну и конечно, с аксессуарчиками, которые нам просто запрещают надевать.

Только когда она заговорила, мы наконец узнали Полин Орман-Перрен.

Пока мы стояли кружком и разыгрывали наше представление, она безучастно и как-то странно улыбалась, а потом даже не засмеялась, не пошутила, не поддела Роберто из бухгалтерии, а ведь она всегда с ним кокетничает! Знаете, парочка гетеросексуалов в редакции, на 95 процентов состоящей из женщин, никогда не бывает лишней. ПОП произнесла: «Все, что не отдано, потеряно, как говорила мать Тереза. Спасибо вам за вашу любовь, я чувствую ее всем сердцем». Одна журналистка шепотом спросила у секретарши: «Какая мать? Кого это ПОП цитирует? Это что, какая-то новая рэперша?» «Боюсь, что нет», — покачав головой, тихо ответила та. Полин встала, развернулась и пошла к залу заседаний, так и не притронувшись к шампанскому. Только сказала: «Ну, теперь за работу». Ведомые Матильдой Бургуа, мы потянулись следом, не решаясь смотреть друг на друга».

Я шла по коридору, испытывая эйфорию человека, вернувшегося к своим. Очень хоте лось работать. Никогда еще я не горела таким нетерпением, не рвалась взяться за дело, поломать голову над формулировками, подобрать точные слова, сразиться с компьютером. Но больше всего мне хотелось поскорее увидеться с сестрами по перу, разделить с ними заботы, мысли, снова ощутить дух журнала «Модель».

Успех нашего еженедельника во многом определяется эклектичностью сюжетов, и создает эту эклектичность редакционная команда. На одном и том же заседании можно услышать выступление какой-нибудь светловолосой куколки в сапожках от Марка Джакобса [16], предлагающей сделать репортаж из Дарфура [17], и сорокалетнюю тетку, копию Мишель Аллио-Мари [18], кудахтающую от восторга по поводу того, что знаменитая американская кинодива кормит грудью своего первого ребенка. Честно говоря, у слюнявых сюжетов гораздо больше шансов быть напечатанными в нашем журнале. Читательницы не любят огорчаться. Если их «грузят», они забрасывают нас письмами, объясняя, что не для того платят 2,35 евро, чтобы от чтения возникало желание повеситься в темном переулке, и что, если так будет продолжаться, они перейдут на «Vague» или «Miss Vanity». Я преуспела в «Модели» именно благодаря способности «разгружать содержание номера», как у нас говорят. В самый последний момент меня всегда озаряет немыслимая идея, позволяющая внести «оживляж». Ничего сложного тут нет: я слушаю, что говорят на летучке, и — р-раз — придумано нечто вроде «дебильно, но прикольно».