Каждый день, каждый час - Наташа Драгнич Страница 10

— Пора повзрослеть, — сказала его младшая сестра Ана.

Мама только молча отвернулась. У Луки было такое чувство, что мама не держала зла на отца. Как будто была с ним согласна. Но Лука был не согласен! Его бросили, предали, и он ничего не мог с этим поделать. Искать отца, как в прошлом году, когда это случилось, не было никакого смысла. Если бы тогда он его нашел, возможно, всё было бы иначе. А так поиски бессмысленны и смешны.

Другие уже все за него решили. Снова.

— Пора повзрослеть, — сказала его младшая сестра Ана.

— Нет, я не хочу!

— Ты меня не любишь.

Жерар отвернулся от Доры и опустил голову. Дора не была уверена, действительно ли он обижен или расстроен или все это игра, чтобы все-таки ее уговорить. Они были вместе уже год. Это был прекрасный год. Дора наслаждалась его заботой. Он хорошо к ней относился. Когда он держал ее за руку, ее сердце начинало биться быстрее. В январе они ходили вместе на открытие центра Жоржа Помпиду, стояли в толпе на вокзале, когда «Восточный экспресс» отправлялся в последнее путешествие «Париж — Стамбул». В апреле, когда умер Превер, она часами читала ему стихи, и он плакал, меньше, чем она, но все же. Дора ему доверяла. Тем не менее, было кое-что, чего она никак не могла понять, что смущало и сдерживало. Ей нравилось целоваться и обниматься с ним. Ей нравилось, как он гладил ее по волосам. Он говорил, что у нее самые красивые волосы. Такие блестящие. Ей нравилось, как он произносил ее имя. Как шептал его на ухо. Как нежно касался губами, заставляя дрожать всем телом.

Но она его не любила. В этом она была уверена. Только не знала, как ему сказать. Он ей нравился. Ей было хорошо с ним. Дора не хотела, чтобы их отношения закончились. Ни в коем случае. Только спать с ним она не собиралась.

Ей всего пятнадцать. Еще слишком рано.

— Я пока не готова.

Это была ложь. Дора точно знала, что никогда не захочет спать с ним. Только не понимала почему. Она была уверена, что он никогда не станет ее первым мужчиной.

Эта убежденность владела ею так же, как она сама владела сценой, когда стояла на ней и читала роль, даже когда просто молчала и смотрела на партнеров.

— Почему нет?

Ей нечего было ответить. Но сказать правду она не могла.

— Чего ты ждешь? Ну чего тебе не хватает?

«Моря, — хотелось сказать Доре. — Волн. Утеса...» Она задрожала. Ее охватило чувство, что там что-то есть. Кто- то, возможно, все еще там.

Лука лежал на кровати и смотрел в потолок. Прошло столько лет. Половина его жизни. Молчаливая, мертвая половина. Рисуя, он пытался ее оживить. Избыток времени. Изобилие красок. И тишина.

Дора убежала от Жерара, другого выхода она просто не видела, так как подходящих слов у нее не нашлось. Она сбежала. И теперь сидела в мягком кресле у себя в комнате. Дома никого не было. Отец в отъезде. Мама на работе. Возможно. Дора одна в этой пустой квартире, так далеко от действительно важных вещей. От жизни. Жизни по другую сторону сцены, где слова приходится придумывать самой. Годы были наполнены молчанием и слепотой. Дора сидела не двигаясь. У нее было чувство, которое часто посещало ее в эти годы, что искать порой очень опасно. Как и находить. Как и видеть. Как же она дошла до этого? Возраст, только и всего, как сказала бы ее мама.

Пустяки. Если бы Лука мог в это поверить. Всё забыть. Возможно, сейчас как раз подходящий момент, чтобы уехать отсюда. Сейчас, когда больше никого нет. Отец исчез. Мама умерла.

Зазвонил телефон. Но Дора не двинулась с места. Ей нужно было подумать. Она была удивлена, что для нее есть более важные вещи, чем игра на сцене. Что она не думает о новой роли и спектакле, который состоится в конце учебного года. Камю был бы лучше, его язык казался ей мягче. Но и об этом Дора даже не думала. Нет. Она пыталась вспомнить. Там что-то было. Гавань. Маленький город. Всего несколько улиц, по которым могла проехать машина. Никаких светофоров. И лодки. Много лодок. Там редко шел дождь. Было вкусное шоколадное мороженое. И пироги. Забавные круглые леденцы. Люди были приветливы. Летом было жарко. Очень жарко. У нее был голубой, подаренный папой итальянский купальник. Расшитый блестящими камешками, мерцающими в море, словно русалочий хвост. В море, а не в воде. Разница хорошо чувствовалась на коже, где оставались забавные белые рисунки. Кожа стягивалась, и возникало приятное напряжение, предвещающее счастье.

Снова зазвонил телефон, но Дора продолжала сидеть. Она никак не могла вспомнить имя. Почему же оно никак не приходило в голову?

Лука лежал на кровати и смотрел в потолок.

Он пришел домой на час раньше, последний урок, математику, отменили. Хорошо, так как он не очень к ней подготовился.

— Мама, — крикнул он, — я дома.

Нет ответа. Это было непривычно, так как последние месяцы она не покидала постели: с тех пор как отец ушел, мама начала болеть. Не было диагноза. Не было лекарств. Не было надежды. В какой-то момент Лука даже перестал прикладывать усилия. Все его попытки подбодрить ее казались глупыми. Он выглядел клоуном. Все было как-то бессмысленно. Лука прошел в кухню и взял яблоко. Жадно откусил. Посмотрел в окно. На улице стоял жаркий весенний день. Лука хотел пойти на пляж, порисовать перед тренировкой. Внезапно тишина его обеспокоила. Что-то привело его в мамину комнату. Там она и лежала. Голова была повернута к двери, будто она ждала его прихода. Глаза открыты.

— Мама? — Глаза открыты и неподвижны. — Мама!

Он сразу все понял. Лука подошел к ней. Тихонько:

— Мама! — Коснулся ее вытянутой руки. Холодная. — Мама. — Он дотронулся до лба. Холодный. Сухой. — Мама! — Лука склонился к ее лицу. Рот слегка приоткрыт. Как будто она улыбалась. Лука не мог вспомнить, когда последний раз видел ее смеющейся. — Мама! — В том, что она молчала, не было ничего удивительного. Лука присел рядом с ней на кровать. — Мама! — Его пальцы скользнули по ее лицу. Расслабленное. Спокойное. Почти удовлетворенное. Ему на ум пришло слово «уравновешенный». Лука положил голову ей на грудь и закрыл глаза. — Мама! — Ничего. Ни одного удара. Его голова не двигалась. Ни на миллиметр. Ни на миллиардную частичку. Ее грудь казалась каменной. Однако нежной. — Мама! — Лука погладил ее по голове. Коснулся рук. Волосы. Щеки. Шея. Хрупкие плечи. Снова погладил по голове. — Мама!

Позже пришла Ана.

— Мама, — закричала она. Заплакала. — Мама, нет, пожалуйста, нет, мамочка не надо, пожалуйста, нет, мама...

Лука встал и обнял ее. Ненадолго. Он не дождался, пока она успокоится. Нет. Ана продолжала плакать, громко всхлипывая, ни слова не говоря, Лука пошел в свою комнату и запер дверь. Преданный и покинутый. Лежал, уставившись в потолок.

Прошел час.

Дора закрыла глаза и ощутила соль на своей коже. Во рту. Вкус был таким знакомым. Немного горьким. И снопа зазвонил телефон. Имя. Нужно обязательно вспомнить имя! Макарск — в этом названии нет никакой тайны. Но то, другое имя...