Искусство порока - Мишель Маркос Страница 10

Леди Понсонби вышла из кареты и расплатилась с кучером. Затем подошла к дому из красного кирпича, поднялась по ступеням к выкрашенной в красный цвет двери, открыла ее и скрылась за нею.

Атина выскочила из кареты, взлетела по ступенькам и остановилась перед дверью. На двери висела деревянная дощечка, прибитая гвоздем. На ней было выведено большими буквами «Продается». Рядом, на кирпичной стене, висела тусклая бронзовая табличка, на которой значилось «“Храм наслаждения”, основан в 1795 году». Атина заколебалась. Она собиралась сделать нечто грандиозное и была уверена, что это изменит ее жизнь. Атина редко сожалела о том, что сделала, — чаще о том, чего не сделала. Поэтому она открыла дверь и вошла.

Ее тут же окутала темнота. Правда, постепенно она к ней стала привыкать. Позади холла была гостиная, выходившая окнами на улицу. Сквозь закрытые ставни в комнату все же проникали тонкие лучики света, так что Атина увидела обстановку гостиной.

Диваны и стулья были задрапированы белыми простынями, воздух был затхлым, и чувствовался запах плесени. Казалось, что в доме уже долгое время никто не живет. В воздухе стоял какой-то особый запах — странная смесь сигар, алкоголя и одеколона. На стенах не было ни картин, ни канделябров, но васильково-синий цвет, в который были выкрашены стены, от времени не поблек. В дальнем конце гостиной вдруг открылась дверь.

Атина скрестила на груди руки.

— Неужели это леди Понсонби собственной персоной?

На угловатом лице леди Понсонби отразилось удивление.

— Кто вы, черт побери?

Этот вопрос привел Атину в ярость.

— Кто я? Я та женщина, у которой вы украли ее будущее счастье.

Леди Понсонби посмотрела на Атину повнимательнее:

— Я действительно вас знаю. Вы протеже этой высокомерной коровы, герцогини Твиллингем. Я разговаривала с вами на прошлой неделе в Воксхолле.

— На прошлой неделе это было не единственное, чем вы занимались в Воксхолле. Я видела вас в аллее Любовников с Кельвином.

Леди Понсонби вызывающе вздернула подбородок:

— Значит, это вы прятались за кустами? Разве ваша благодетельница не учила вас, что подсматривать за людьми считается неприличным?

— Кто бы говорил! А как посмотрело бы общество на женщину, которая совокуплялась бы на земле, как свинья в пору случки?

Медленными шагами леди Понсонби начала приближаться к Атине. Взгляд ее темных глаз был одновременно глубоким и пустым, словно скрывал какой-то секрет — притом не слишком счастливый.

— Во-первых, моя маленькая шотландская мисс, мне в высшей степени наплевать на то, что обо мне думает общество. А во-вторых, какое отношение имеет к вам моя личная жизнь?

Хотя леди Понсонби была гораздо выше ростом, Атина не дрогнула.

— А то, что мужчина в вашей «личной жизни» был не ваш. Он был мой.

Взгляд женщины немного смягчился.

— Ах, вот в чем дело. Вы приревновали меня к этому молокососу. Мне он не нужен. Можете его забирать.

Она повернулась, собираясь уйти.

Атину взбесил ее снисходительный тон. Она схватила первую попавшуюся под руку вещь — незажженный подсвечник — и швырнула его в пустой камин. Тяжелое серебро ударилось о кирпичи со страшным грохотом и упало на дно камина.

— Он должен был стать моим женихом! А вы отняли его у меня!

Слезы подступили к глазам Атины, и она отвернулась, чтобы их скрыть.

Леди Понсонби молчала, но она явно не потеряла самообладания.

— Если это может как-то вас утешить, он меня не любит. Мы ничего не значим друг для друга. — Она невесело хмыкнула. — Я даже не помню, как его фамилия.

Но это лишь повернуло острый клинок, засевший в сердце Атины с прошлой недели.

Леди Понсонби наклонилась, чтобы поднять помятый подсвечник.

— Он все еще ваш.

— Он мне больше не нужен.

— Почему? Потому что он захотел заняться любовью с другой женщиной?

— Именно.

Леди Понсонби пожала плечами:

— В таком случае будьте счастливы тем, что я избавила вас от того, что вы вдруг обнаружите правду о его изменах после того, как вы свяжете с ним свою жизнь.

В этом была доля истины. Но краски на палитре ее жизни уже были смешаны так, что ничего нельзя было разобрать.

— Я просто не могу понять, какого черта?..

— Он прыгнул в постель другой женщины? Проснись, крошка. У мужчин бывает лишь два состояния, в котором они пребывают, — смерть и измена.

— Но что он увидел в…

Атине не пришлось заканчивать предложение. Ответ она прочла на лице леди Понсонби.

— О, я поняла, — сказала она. — Дело не в том, что он изменил вам с другой женщиной. Дело в том, что он выбрал меня. — На лице леди Понсонби появилось выражение холодного самодовольства, и Атина почувствовала себя униженной. — И ты удивлена, что твой прекрасный принц предпочел увядшую старую каргу своей рыжеволосой принцессе. — Она не скрывала сарказма. — А это потому, моя лапочка, что я могу предложить ему то, чего ты просто не можешь.

Это был вопрос, который убивал в ней последние остатки гордости, но она должна была его задать.

— И что же это?

Леди Понсонби лучезарно улыбнулась:

— Ты не прочитаешь этого на страницах этого глупейшего справочника, который читают все дебютантки.

Атина почувствовала себя виноватой. И униженной.

— Я не дебютантка.

— Нет. Именно в этом проблема.

— Что вы имеете в виду?

— Сколько тебе лет?

— Вас это не касается.

— Хорошо, не говори. Но я уверена в том, что ты собрала достаточно пыли, сидя у стены на балах столь продолжительное время.

Атина покраснела, несмотря на свой воинственный вид.

— И это имеет отношение к тому, о чем вы говорите?

— Вот что я тебе скажу: ты созрела для того, чтобы тебя сорвали, но почему-то предпочитаешь оставаться не сорванной в ожидании умелого садовника.

— И где же альтернатива? Упасть в объятия первого попавшегося батрака? Я не отношусь к проституткам вашей матери.

Леди Понсонби хихикнула, но как-то невесело.

— Почему же? Ты просто этого не понимаешь. И ты, и все остальные розовые бутончики общества с самого начала воспитаны со специальной целью — подцепить первого подвернувшегося богатого джентльмена независимо от того, нравится он вам или нет. Нет никакой разницы между такими, как вы, и такими, как я. За исключением того, что я наслаждаюсь плодами своего труда, тогда как вы… Вы получаете согласие общества осуждать меня за это.