Моя крайность - Тата Чепурнова Страница 10

— Извини, я в душ, — изворотливо выпутываюсь из объятий, краем глаза оглядывая её фигуру при свете дня. Смотрю и не понимаю, к чему так упорно предлагать то, чем любезно наградила природа? Всё ведь при ней. Такой красотке быть столь навязчивой не стоит, можно ведь цеплять чем-то другим. Хотя нет, тут я спешу с выводами. Мозгов явно маловато.

— Может вместе? — мурлычет сладко, выскочив из кровати проворнее меня и перекрыв мне выход из спальни, видимо полагая, что я не в состоянии сдвинуть с места преграду в её лице. Встаёт на цыпочки и призывно тянется за поцелуем. Медленно поглаживает плечи, перебираясь от шеи к затылку, чтобы там зарыться всей пятерней в волосы, спутать те и без того всклокоченные за ночь.

Надо же, намерено меня соблазняет, а я мечтаю лишь о водных процедурах. В одиночестве.

— Нет, — почти грубо отрезаю я, но чёртово воспитание словно изжогой жжёт в груди, заставляя сгладить ситуацию, сменить тон и не обижать ту, которую сам вызвонил, оплатил такси, лишь бы спустить пар и ослабить давление в штанах, навеянное аппетитными формами Крайновой. А те ведь никак не выходят из головы, маячат всюду и спустя горячую ночь, вновь зажигая оставшийся порох. — У меня срочные дела.

Тут я не вру, мне и правда пора ехать, но сперва нужно смыть наваждение, перерастающее из дружеской симпатии к Маргарите в явную, изощренную пытку. Девчонка рядом стоит в чём мать родила и не жмётся от стыда, а откровенно подаёт свое тело вместо завтрака, но моё чокнутое подсознание не обращает на все прелести никакого внимания. Ввинченные в подкорку воспоминания, зудят и ноют хуже зубной боли.

Вчера я невзначай умудрился разглядеть в Маргарите давно созревшую девушку со своей лёгкой, непередаваемой красотой. Такой ненавязчивой, но острой и горячей, и та прошлась по нервам как пирограф по податливому дереву, сумев выжечь какой-то дурацкий рефлекс даже на обычные образы Маргариты.

Вся ночная терапия по выбиванию Крайновой из головы с треском проваливается, я как заведенный прокручиваю воспоминания, наполненные присутствием Марго.

— Да ладно тебе, деловой. Ты же хочешь, я вижу, — говорит с пошлой певучестью в каждом звуке, а сама льнёт всем телом, пальцем проводя над резинкой боксеров, томно вздыхая и применяя на мне все уловки соблазнительницы. — Хотеть — это нормально, — слегка царапает ноготком, игриво прикусывая губы, заползает ладонью под ткань трусов, обхватывая властными пальцами то, к чему тянулась всё это время. — Ненормально — не хотеть.

— Не бери на свой счёт. По утрам стояк случается даже в пустой постели, так уж мы устроены, — убираю руку из собственного нижнего белья, от подобного давления лишь хуже. — Это не твоя заслуга, а моего организма.

— Неужели не хочешь своими заслугами похвастаться?

— Сейчас я хочу поссать, принять душ, выпить кофе и свалить, — грубо парирую я, оставляя позади все хорошие манеры, поняв что по другому сейчас никак.

— А я? — с деланной обидой дует губы, собирая волосы в высокий хвост, открывая хрупкую шею, покрытую свежими засосами. Словно специально, в намеренном желании устыдить моё безразличное отношение к ней после проведённой вместе ночи.

Но если посудить с меня взятки гладки. Я предложил, она согласилась, никто насильно не тянул. А если быть уж совсем честными, то я отправлял её на такси сразу после эротических игрищ.

— А ты…, — не могу и имени её вспомнить. Она однозначно представлялась и даже по первой что-то болтала без умолку. Но…сейчас память меня нарочно подводит. — Свари кофе, направь свою буйную энергию в мирное русло. Я буду за это тебе безмерно благодарен, — говорю я, сохраняя холод в каждом звуке своего голоса, чтобы девица зря не строила воздушных замков. Не собираюсь ей дважды объяснять к чему приводят мимолетные связи.

— Ты с утра всегда такой ханжа? — упрямо поджимает губы, плавно опускаясь передо мной на колени. — Расслабься.

Скользит ладонью по бедру, стаскивая боксеры, бесстыжим взглядом впиваясь мне в лицо, выискивая то ли доказательств моего вожделения, то ли разрешения исполнить задуманное.

— А я расслаблен, сейчас в этой комнате только ты меня напрягаешь, — срываюсь на хриплый рык, зверея от неуместной настойчивости и желания запустить пальцы в волосы, чтобы с силой вытряхнуть легкомысленность из вполне симпатичной белокурой головки.

За всю жизнь впервые встречаюсь с такой раскрепощенной и не уважающей себя девушкой.

— Встань, — не прошу, скорее приказываю, натягивая спущенные трусы.

Дурак. Да чтобы я ещё хоть раз повёлся и перезвонил по оставленному номер. Нет. И к себе больше никого приводить не буду, проще отстреляться и укатить. При таком варианте исключаются и утренние поползновения, и горькое раскаяние, и осознание совершенных ошибок.

— Мудак, — брезгливо выплевывает короткое слово, вложив в него всю кипучую ярость, приправив обиду звонкой пощечиной.