Пустой дом - Розамунда Пилчер Страница 10

Он еще крепче ухватил ее за руку и подвел к шумному тесному кружку, освещенному пламенем костра.

— Эй, пап, тут кое у кого ничего не налито.

Гигантский мужчина с бородой, напоминающий в свете огня средневекового разбойника, выпрямился над краном бочонка.

— Тогда вот вам пиво, — сказал он, и у Вирджинии в руках оказалась великанских размеров пивная кружка.

— А вот и колбаса.

Юноша аккуратно подхватил с подноса колбаску, наколотую на палочку, и протянул Вирджинии. Вирджиния взяла из его рук колбаску и уже готовилась вступить с ним в приличествующую случаю беседу, но тут Доминик заметил знакомое лицо по другую сторону костра, крикнул: «Марианна!», — или другое похожее имя, и был таков, а Вирджиния вновь оказалась одна.

В темноте она попыталась отыскать Лингардов, но не смогла. Все остальные сидели, поэтому и она уселась тоже, держа великанскую кружку в одной руке, а колбаску, все еще слишком горячую, чтобы есть, — в другой. Ее щеки пылали от жаркого пламени, а спина мерзла под холодным ветром, который к тому же постоянно сдувал волосы ей на лицо. Она отпила глоток пива. Это был первый раз, когда она его попробовала, и у нее ужасно засвербило в носу. Вирджиния громко чихнула и где-то у нее за спиной веселый голос отозвался:

— Будьте здоровы!

Вирджиния отдышалась и сказала:

— Спасибо!

Она обернулась посмотреть, кто с ней заговорил, и увидела высокого молодого мужчину в вельветовых брюках, резиновых сапогах и просторном вязаном свитере. Он глядел на нее сверху вниз, широко улыбаясь, и в свете костра его загорелое лицо казалось медным.

Она пробормотала:

— Это от пива…

Он присел на корточки рядом с ней, аккуратно взял кружку у нее из рук и поставил на землю между ними.

— Чихнете еще раз и расплескаете все до дна, а это будет очень обидно.

— Да.

— Вы, наверное, знакомая Барнетов.

— Почему вы так решили?

— Я никогда вас раньше не видел.

— Нет, я их не знаю. Я пришла с Лингардами.

— Элис и Томом? Они здесь?

— Да, где-то тут.

Он так обрадовался, услышав о Лингардах, что Вирджиния вообразила, будто он немедленно отправится на их поиски, однако вместо этого он поудобнее устроился на траве рядышком с ней и погрузился в блаженное молчание, с удовольствием наблюдая за другими участниками вечеринки. Вирджиния принялась за свою колбаску, съела ее всю и, поскольку он по-прежнему не говорил ни слова, решила попытаться еще раз.

— А вы друг Барнетов?

— Что?

Отвлекшись от молчаливого созерцания, он повернулся и устремил на нее немигающий взгляд своих прозрачных синих глаз.

— Простите?

— Я просто спросила, дружите ли вы с Барнетами.

Он рассмеялся.

— Это им нужно дружить со мной. Они же нарушили границы моих владений.

— Получается, вы — Юстас Филипс.

Он подумал над ее словами.

— Да, — произнес он наконец. — Получается, это я.

Вскоре после этого его кто-то позвал — одна из гернзейских коров забрела на поле с соседнего пастбища, и какая-то сумасшедшая девица, перепившая вина, решила, что на нее напал бык, так что она устроила форменную истерику. Юстасу пришлось идти наводить порядок, а Вирджинию наконец разыскали Элис и Том, и хотя остаток вечера она постоянно искала глазами нового знакомого, больше он ей не попадался.

Тем не менее вечеринка имела шумный, запоминающийся успех. Ближе к полуночи, когда пиво было допито, бутылки пусты, припасы съедены, а от набросанного в костер плавника огонь поднимался на высоту больше двадцати футов, Элис осторожно предположила, что им, пожалуй, лучше отправиться восвояси.

— Твоя мама и так, наверное, думает, что тебя похитили или сбросили в море. Тому в девять нужно быть на работе, и вообще стало ужасно холодно. Что ты скажешь? Ты хорошо провела время? Гебе было весело?

— Очень! — воскликнула Вирджиния, которой совсем не хотелось уезжать.

Однако им действительно было пора. В молчании они прошли мимо шумной толпы у костра и поднялись по склону холма к фермерскому дому.

Теперь в нем было освещено только одно окно на первом этаже, однако полная луна, напоминающая белоснежную тарелку, плыла по небу, заливая все вокруг серебристым светом. Они прошли через ограду во двор, и тут дверь дома распахнулась, пролив желтый свет на мощеную дорожку, и голос позвал их из темноты:

— Том! Элис! Зайдите, выпейте чаю или кофе — чего-нибудь, чтобы согреться перед дорогой.

— Привет, Юстас. — Том направился к двери. — Мы думали, ты уже спишь.

— Ну, до утра торчать на скалах я точно не собирался. Так что же вы выпьете?

— Я бы не отказался от виски, — сказал Том.

— А я — от чашки чаю, — отозвалась Элис. — Какая прекрасная мысль! Мы совсем окоченели. Но ты уверен, что мы вас не побеспокоим?

— Мама еще не ложилась, она будет рада повидаться с вами. И чайник уже на плите…

Они вошли в дом, в прихожую с низким потолком, отделанную деревянными панелями, и плиточным полом, покрытым яркими ковриками. Юстас едва не задевал макушкой потолочные балки.

Элис уже расстегивала пальто.

— Юстас, ты знаком с Вирджинией? Она гостит у нас в Уил-хаусе.

— О да, мы уже познакомились, — сказал он, не глядя на нее. — Проходите в кухню — это самое теплое место в доме. Мама, у нас Лингарды. Элис согласилась выпить чашку чаю. А Том хочет виски.

С высоты своего роста он взглянул на Вирджинию.

— Что будете вы?

— Чаю, если можно.

Элис и миссис Филипс засуетились: миссис Филипс заваривала чай, а Элис доставала чашки и блюдца из расписного буфета. Одновременно они обсуждали вечеринку у Барнетов, посмеиваясь над девицей, принявшей корову за быка, а мужчины устроились за выскобленным кухонным столом с высокими стаканами, сифоном с содовой и бутылкой скотча.

Вирджиния тоже присела — на широкую скамью под окном у противоположного края стола — и слушала успокаивающее жужжание голосов, не следя за содержанием разговора. Оказавшись после пронизывающего холода в тепле и уюте сельской кухни, она сразу разомлела, да и выпитое с непривычки крепкое пиво тоже давало о себе знать.

Плотно завернувшись в свое теплое пальто, засунув руки в карманы, она обводила глазами кухню и думала о том, что никогда еще не бывала в такой обволакивающей, покойной атмосфере. По потолку проходили балки с ввинченными в них железными крюками для копченых окороков, широкие подоконники были уставлены горшками с цветущей геранью. На огромной плите посвистывал чайник, кошка свернулась клубочком в камышовом кресле-качалке, на стене висел «календарь хлебороба», окна закрывали хлопчатобумажные занавески в клетку и повсюду витал запах свежеиспеченного хлеба.