Знакомство по объявлению - Мари-Элен Лафон Страница 10

Конечно, она была не одна. У нее был Эрик. Он понемногу подрастал, ее робкий бледнокожий мальчик, немного замкнутый и все еще по-детски ласковый и нежный; он был все время здесь, рядом, настоящий и живой, и она, Анетта, за него отвечала. От отца, вернее, от того существа, в которое он превратился, помощи ждать не приходилось; после беспрестанных ссор и драк в Дюнкерке он, совсем махнув на себя рукой, прибился — надолго ли? — к какой-то женщине и жил с ней и ее детьми на грошовое пособие, деля досуг между пивом и телевизором.

Анетта не стала советоваться с матерью, не решившись открыться даже ей. Да у нее и слов бы не нашлось, чтобы рассказать, что она задумала насчет объявления. Для начала в бесплатной газете. Просто чтобы посмотреть. Главное — осмелиться. Сделать первый шаг. Написать о себе два-три слова. Пока усталость, отчаяние и безутешная тоска окончательно не взяли над ней верх. Потому что порой казалось, что у нее уже все позади, все растрачено, и все — зря; она отдала все, что у нее было, ради Дидье, ради его семнадцати лет и тех коротких мгновений, когда их тела становились единым целым. А потом потянулись беспросветные дни и месяцы бурных ссор, вялых примирений и не желавших сдаваться надежд. Все — зря. И даже их телам было больше нечего сказать друг другу.

Просматривая объявления о знакомствах, она не могла не понимать, что этот вопрос волнует всех без исключения, и это беспокойство читалось между строк. Значит, ей придется вспомнить, что у нее тоже есть тело — тело почти сорокалетней женщины, быстро меняющееся по мере приближения к неотвратимой катастрофе, — слишком белые бедра в прожилках голубых сосудов, живот и грудь, еще вполне привлекательные — пока еще привлекательные… Значит, надо будет продемонстрировать все это, выставить себя напоказ, постараться стать желанной и пробудить желание в себе, искренне заинтересоваться другим человеком и вырваться наконец из вязкого болота привычки, лишающей удовольствия жить.

Анетта прочитала объявление Поля в приемной у зубного врача; она не сама пришла на прием, а привела Эрика и ждала его в тесной и душной комнатенке с пожелтевшими стенами; чуть поколебавшись, она вырвала из газеты клочок — раньше она никогда не делала ничего подобного — и тщательно сложила его вчетверо. Прежде чем она разобралась, как именно следует пересылать ответ через газету, ей пришлось перечитать текст на бумажном клочке много-много раз. Она и не подумала отвечать на другие объявления из той же газеты, ни на одно. Ей сразу понравились слова «сельскохозяйственный рабочий». Вот это настоящая профессия, не то что ее собственные тошнотворные опыты — в качестве домашней рабыни, фабричного мяса или хозяйки магазинной кассы. Еще там было слово «спокойный». Спокойный мужчина сорока шести лет ищет молодую женщину, любящую деревню.

Любит ли она деревню? И можно ли ее считать молодой женщиной? Ну, во всяком случае, она моложе его. Ну да, она моложе сельскохозяйственного рабочего, опубликовавшего объявление за номером CF41418. Она ему ответит. Позвонит по указанному в газете телефону, и их соединят. Так что поначалу ей не надо будет показывать себя. Они просто поговорят по телефону. Уж на это-то у нее хватит сил. Она обязана попробовать. В мутной пустоте Байоля начиналась еще одна слякотная зима. Эрик! Он вышел из кабинета, немножко морщась от боли, но все равно улыбаясь, и бросился к ней, как будто они не виделись бог знает сколько времени. Ему не терпелось вернуться домой, на их уютную кухоньку, остаться с ней вдвоем. Нет, она не допустит, чтобы он повторил ее судьбу, стал таким же неприкаянным, как она сама, нет, ни за что. Она должна что-то придумать, изменить их жизнь, уехать прочь из этого городишки, начать все сначала. Деревня так деревня. Главное — подальше отсюда. Главное — вырваться.

Обстоятельства вынуждали Анетту снова сесть за руль. До сих пор она уделяла этому мужскому занятию совсем мало сил и внимания. Пока был жив отец, они ездили в скромных подержанных автомобилях и только в случае крайней необходимости, молясь, чтобы ничего не сломалось, потому что ремонт их разорил бы. После смерти отца Анетта какое-то время водила их последнюю машину, пока та не пришла в полную негодность. Потом они с матерью привыкли обходиться вообще без машины; выкручивались как могли, но никогда не одалживались у соседей или знакомых: ходили пешком, потели на велосипеде, таскали на себе тяжелые сумки, простаивали на автобусной остановке, пользовались электричкой. Они так к этому привыкли, что уже и не помнили, до чего же удобно иметь машину.

Во Фридьере большущая, слегка поцарапанная машина Поля ввергла Анетту в испуг, уж больно непривычно было садиться в такую громадину, занимавшую слишком много места на дороге — и спереди, но особенно по бокам и сзади, там, куда не достигал взгляд, теряясь в бесконечности невообразимо длинного багажника. Тогда Поль предложил ей взять внедорожник «диана» допотопной модели практичного бежевого цвета, который шутливо именовал «каретой» и обычно использовал для сельскохозяйственных нужд. Музейную «диану», в салоне которой давным-давно отсутствовало заднее сиденье, зато стоял приятный запах зерна, соломы, влажной почвы, дерева, коровьего навоза, молока и точильного камня, отмыли до невиданной прежде чистоты и снабдили новыми чехлами. Утром 14 июля Поль провел с Анеттой короткий вводный урок, после чего с торжественной решительностью вручил ей ключи от «дианы» и потускневший образок святого Христофора, в незапамятные времена опекавший по настоянию дядек и его, тогда начинающего водителя.

Едва прибыв во Фридьер, Анетта поняла, что без машины здесь действительно никак не обойтись. Николь каталась на своей, дядьки — на своем, одном на двоих, почтенном «ситроене», который выводили из гаража в исключительных случаях, например для поездки в поселок на похороны, если, разумеется, приходили к единому мнению, что покойник или покойница достойны того, чтобы оба почтили церемонию своим присутствием. Если же они решали, что и одного из них будет достаточно, то его отвозила заботливая Николь, заодно посещавшая и мессу либо коротавшая время в своей «панде», слушая радио «Монте-Карло». Иногда, впрочем, она возвращалась домой, а к нужному часу снова ехала забирать старшего дядьку, который поджидал ее возле церкви или у входа на кладбище, приложив узловатую руку к парадной фуражке.

Если один из дядек брался за руль, то второй обязательно занимал пассажирское сиденье — поодиночке они не водили никогда, даже когда были моложе. В последние одиннадцать лет, с тех пор как был куплен «ситроен ВХ» цвета зеленый металлик с дизельным двигателем, каждое воскресенье, с одиннадцати до полудня, дядьки устраивали машине «разминку». Запускали мотор, принимавшийся утробно урчать в тишине узкого гаража, ворота которого предварительно распахивали на всю ширину; затем, после ряда сложных маневров и дерганий вперед-назад, необходимых, чтобы вывести автомобиль из служившего ему прибежищем закутка, после обмена громогласными указаниями и красноречивыми жестами — при этом один из дядек рулил, а второй исполнял роль семафора, стоя перед кроличьими клетками, — машина наконец медленно выкатывалась со двора. Эта церемония повторялась неукоснительно в любую погоду и любое время года, исключая дни особенно сильного снегопада; лишь действительно нешуточные сугробы могли отвратить двух бесстрашных стариков от исполнения привычного ритуала.