Жажда странствий - Даниэла Стил Страница 10

Поезд в Чикаго отправлялся из Окленда, и Аннабел с Харкортоми дед поехали провожать Одри. Она отказалась лететь самолетом, ей хотелось какможно полнее насладиться всеми впечатлениями поездки на восток. Все то время,что они плыли на пароме через залив, Аннабел без умолку трещала, Харкорт жебросал поверх ее головы многозначительные взгляды на Одри, казалось, он вот-вотсхватит ее в объятия и прямо на глазах у жены страстно поцелует в губы. Он былужасно смешон, но Одри было не до него, ее тревожил дедушка. Он в последние днивел себя очень сдержанно, а сегодня утром и вовсе не произнес ни слова, молчалза чаем, не стал есть яйцо, хотя Одри наняла для него великолепную повариху, идаже газету не раскрыл. Ему очень нелегко, это и постороннему ясно. Одри стяжелым сердцем закрыла последний чемодан и в последний раз обвела взглядомсвою комнату. Она смертельно боялась, что после ее отъезда у него случитсяинфаркт или инсульт, или — того хуже — он медленно начнет угасать от тоски. Ивсе равно, ему и Аннабел необходимо раз в жизни остаться без нее, хотя бы нанесколько месяцев, а она тем временем одним глазком поглядит на мир и немногоутолит свою жажду странствий. Одри тысячу раз обещала им, что вернется оченьскоро, но они ей не верили.

— В сентябре я уже буду дома, самое позднее — в началеоктября, — убеждала она деда, а он лишь печально глядел на нее и качалголовой. Слышал он, слышал такие же уверения много лет назад, но Роланд невернулся из странствий, больше он его никогда не видел.

— Ах, дедушка, как ты можешь сравнивать!

— А почему мне не сравнивать, Одри? Почему, собственно,ты должна вернуться? Из чувства долга, ответственности за меня? Разве этогодовольно? — Он говорил с горечью, но, когда она заявила, что готова радинего остаться, он не позволил ей отказаться от поездки. Он знал, как много оназначит для нее, знал, что должен ее отпустить, как ни мучительна будет для негоразлука. Он вдруг сразу постарел — казалось, тайные невзгоды, натиску которыхон так мужественно и так долго противостоял, сейчас одолели его. Он всегда боялся,что настанет день, когда она уйдет от него, как ушел ее отец. До чего же она нанего похожа, недаром с детства не может оторваться от этих проклятых альбомов.Теперь она бросает и их, альбомы остаются дома, а она идет по стопам отца,хочет пережить то, что пережил он, и на плече у нее собственный фотоаппарат —любимая «лейка».

На вокзале она крепко прижалась к деду и вдругпочувствовала, какой он старенький. Господи, что за морок на нее нашел, куда изачем она едет? Это все проклятый Харкорт виноват, из-за его упреков онавзбунтовалась против пустоты своей жизни.

Как он посмел обвинять ее? И все же благодаря ему наступилопрозрение, именно он подтолкнул ее к действию, наконец-то она решилась иподумала о себе. Давно надо было, а она все медлила, пеклась о дедушке, обАнни, словно ей самой ничего и не надо. Она упорно внушала это себе, сжимаяруки деда, и вдруг не выдержала и со слезами обняла его. Она чувствовала себяточно ребенок, который впервые покидает дом. Ей вспомнилось, как тяжело былоуезжать из Гонолулу, когда погибли родители…

— Я очень люблю тебя, дедушка, голубчик, я скоровернусь домой, обещаю.

Он с нежностью взял ее лицо в руки и поцеловал соленую отслез щеку. Куда девалась его обычная невозмутимость и внешняя резкость? Теперь,в минуту прощания, было очевидно, как сильно он ее любит и как невыносима длянего разлука.

— Береги себя, деточка. Возвращайся, когда захочешь. Амы все будем тебя ждать. — Он говорил спокойно, и на его языке этозначило, что без нее с ним ничего плохого не случится.

Хотя сам он был в этом вовсе не уверен, но знал: он долженотпустить ее на волю. Пятнадцать лет она согревала его жизнь теплом своей души,пришло время отплатить ей добром, хотя ему очень не нравилась ее затея ехатьодной. Но Одри возражала, что сейчас тысяча девятьсот тридцать третий год, ониживут в цивилизованном мире, ей решительно нечего опасаться, к тому же онабудет не в какой-нибудь дикой стране, а в Европе. В Париже, в Лондоне, вМилане, в Женеве живут друзья ее отца, она их навестит. Да и вообще всюду люди,если что-то случится, ей всегда помогут. Но сейчас она думала только о дедушке,а он медленно спустился по ступенькам вагона, опираясь на трость, высокий,худой, величавый. Вот наконец поезд тронулся, и он улыбнулся ей. Это был егопрощальный подарок — он отпускал ее на волю. Харкорт, прощаясь, обнял ееслишком крепко и поцеловал не по-родственному страстно. Аннабел без умолкуболтала: вдруг няня Уинстона уйдет, какой будет ужас, а если горничная попроситрасчет? Да она просто пропадет… Прав был Харкорт, прав, слишком долго Одриопекала их всех, но теперь — прощай заботы! Одри долго махала им, покаплатформа не скрылась за поворотом. Они исчезли, будто мираж.