Наследство Уэстмера - Мэри Николс

Март 1816 г.

– Сильвестр! – Рык Уильяма Хантли, графа Уэстмера, долетел до кухни, где Белла обсуждала с поварихой дневное меню. – Сильвестр! Будь ты проклят! Иди сюда.

– О господи! Опять у него разыгралась подагра, – сказала Белла. – А где Сильвестр?

На лестничной площадке у них над головой раздались торопливые шаги, затем все затихло, но спустя пару минут высокий худощавый мужчина в черном костюме появился в дверях и передал Дейзи, служанке на кухне, большой кувшин.

– Он хочет одеться и спуститься вниз, – сказал камердинер графа.

– Но он еще не завтракал.

– Он говорит, что позавтракает в гостиной через полчаса.

– О боже, – произнесла Дейзи, наполняя кувшин горячей водой из огромного чайника, стоящего на плите. – Но там не топлено.

– Тогда поскорее разведи огонь в камине.

– А кто же поможет мне приготовить завтрак, если девчонка займется растопкой камина? – недовольным тоном осведомилась повариха. – Уговорите его позавтракать у себя, как обычно. И что ему вдруг понадобилось спускаться вниз? Он целую вечность этого не делал.

– Он говорит, что уже решил и от своего решения не отступится.

– Ох, и зачем это?

Камердинер пожал тощими плечами.

– Откуда мне знать? Пойду, пожалуй, пока он снова не начал кричать.

– Подагра подагрой, а голос как у здорового, – заметила повариха, поскольку снова раздался крик его светлости.

– У него очень сильные боли, – мягко вставила Белла, когда камердинер с кувшином выбежал из кухни. – Ему сразу станет лучше после того, как Сильвестр подаст ему умыться, побреет его и перевяжет больную ногу. Дейзи, пойди и растопи камин, а я помогу приготовить завтрак.

Тринадцатилетняя Дейзи, подхватив корзинку с дровами, старую газету и коробок спичек, вышла из кухни. А Белла отыскала фартук в ящике комода и закатала рукава платья, чтобы готовить завтрак для всех обитателей дома. Работа ей предстояла не очень трудная, так как хотя граф едва ли нуждался в деньгах, но был расчетлив, чтобы не сказать – скуп, и держал ровно столько прислуги, сколько было необходимо для собственного удобства и для поддержания надлежащего порядка в доме и в поместье. Это были: Сильвестр – камердинер, Сэм Джоллифф – дворецкий, Марта Тук – экономка и одновременно повариха, Дейзи – служанка на кухне, прачка, а также две приходящие из деревни, но не живущие в доме женщины, которые прибирались в восточном крыле огромного особняка, поскольку жилой была только эта часть.

Считалось, что количество прислуги вполне достаточно для семьи, состоящей из графа, Беллы и Эллен Баттерзби – горничной и компаньонки Беллы. Пожилая мисс Баттерзби в настоящее время отсутствовала – она уехала навестить больную сестру, – и Белла очень по ней скучала.

Изабелла, которую все звали Беллой, приходилась графу внучкой. Она была единственным ребенком его сына Чарлза. Все свои семнадцать лет она прожила в Уэстмере. Мать свою она почти не помнила: она ей представлялась, неким нереальным прекрасным созданием, благоухающим духами. Мама умерла от лихорадки, родив сына, который пережил ее всего на два дня. От отца у Беллы остались другие воспоминания. Он пах табаком и бренди, бренди в особенности. Иногда он бывал очень веселым, а иногда таким мрачным, что по несколько часов, а то и дней, молчал. К тому же он обладал буйным нравом, что вызывало тяжкие вздохи у деда.

– Уж не знаю, от кого он это унаследовал. Я сам очень мягкий человек.

Отец умер в 1805 году, когда Белле было шесть лет. Событие это запечатлелось у нее в памяти только потому, что она наконец-то перестала бояться.

Что касалось дедушки-графа, то он тоже мог вспылить, но, в отличие от отца, суров с ней не был. Когда-то он был весьма красив, высокий, осанистый, с густыми вьющимися волосами и карими глазами под изящно изогнутыми бровями – наследственная черта почти всех мужчин рода Хантли. Теперь, конечно же, он состарился. Семьдесят девять лет – солидный возраст, и волосы у него, хотя до сих пор густые, сделались совершенно белыми, а в глазах частенько мелькала боль. Он постоянно говорил, что скоро протянет ноги. Беллу это очень огорчало.

Порой он с тоской вспоминал времена, когда они с братом Джоном были мальчиками, а Уэстмер представлял собой всего лишь небольшое возвышение среди болотистой местности. Частенько зимой Уэстмер затопляло. Теперь это было трудно себе представить, потому что большую часть болота осушили и превратили в поля.

Белла решила, что именно смерть брата сделала деда таким раздражительным. Джон был младше его на три года, и, должно быть, поэтому граф осознал, что и он смертен.

– Кто мог подумать, что я его переживу? – вопрошал он. – Он ни разу в жизни не болел, а я вот годами страдаю от подагры и сердца.

Сэр Джон Хантли, баронет, умер внезапно во сне у себя дома в поместье Палгрейв в графстве Эссекс, как раз когда церковные колокола оповещали своим звоном наступление нового, 1816 года. Он, так же как и граф, пережил свою жену и единственного сына, но после него остались две вдовствующие дочери, внучка и четыре внука. Белла чувствовала напряженность, царившую на похоронах два месяца назад, хотя не могла понять, в чем дело.

Церковь была переполнена, присутствующие на погребении выглядели печальными, но потом, когда друзья и дальние родственники разъехались и семья собралась в Палгрейве, чтобы позавтракать и ознакомиться с завещанием, все начали шепотом обсуждать вопрос наследства.

– Не понимаю, почему возникли разногласия по этому поводу, – сказала Белла, обращаясь к деду на обратном пути из Палгрейва в Уэстмер. – Мне кажется, что сэр Джон всем распорядился очень правильно. Эдуард получает титул и поместье. Так и должно быть. Об остальных он тоже позаботился: троим мужчинам ежегодная рента и щедрые подарки дамам. Даже слуги не забыты.

– Конечно же, все довольны, – проворчал граф. – Но их беспокоит не поместье Джона. Они уже положили глаз на мое наследство, не говоря о титуле.

– Ваше? – удивилась Белла.

– У меня нет ни сына, ни внуков. Моим наследником был брат. Теперь, когда он умер, они слетелись, словно стая грифов, ожидая, когда я тоже загнусь.

– Ой, дедушка, я уверена, что это не так, – воскликнула Белла. Она не могла себе представить, что кто-нибудь из четырех троюродных братьев может оказаться таким корыстным. – Они просто тревожатся о вашем здоровье, вот и все.

– О, разумеется, – усмехнулся дед. – Придется мне жить вечно, чтобы разрушить их планы.

– Я надеюсь, что вы проживете очень долго, дедушка.

– Милое дитя, я-то знаю, что только ты этого хочешь. – Выглянув из кареты, он внезапно переменил тему разговора: сказал, глядя на унылый пейзаж, что ждет не дождется весны, когда на полях зарезвятся новорожденные ягнята. Белла сделала вывод, что умирать он пока не собирается.