Принц на белом коне - Памела Робертс

Саманта лениво потянулась, пару раз зевнула и нехотя приоткрыла один глаз. Спальня выглядела окутанной плотным серым, словно бы пыльным покрывалом, но это лишь казалось. Если что и было плотным и серым, так только небо за окном, а вовсе не уютная комната, где молодая женщина проводила восемь-девять часов в день, вернее в ночь.

И все же Саманта зажмурилась и отвернулась к стене. Нет! Нет, это невозможно. Опять здесь, в этом городе, в этом доме, в этой спальне. И одна... В который уже раз одна? В две тысячи восьмидесятый... или восемьдесят первый? Нет, точно восьмидесятый. Потому что вчера был семьдесят девятый. Еще двенадцать дней до шестой годовщины того проклятого дня, когда она осталась одна. Совсем одна...

Тридцатилетняя Саманта Брукс поплотнее завернулась в одеяло и изо всех сил зажала уши, стараясь заглушить голос Бетти. «Сколько можно оплакивать потерю этого мерзавца? Сколько можно горевать из-за никчемного потаскуна, недостойного даже смотреть на тебя? Черт бы тебя побрал, детка, да он же оказал тебе величайшую услугу, убравшись из твоей жизни, а ты, как последняя кретинка, до сих пор не желаешь этого понять!»

Да, она не желала. Потому что не чувствовала себя счастливой. Не чувствовала, и все тут. Потому что, оставшись без Джона, испытывала лишь пустоту – страшное, вернее даже не страшное, но жуткое в своей невыразительности, огромное, безбрежное, безвременное ничто. Жизнь ее в одночасье лишилась смысла, надежды, ожидания, радости – всего того, что делает жизнь жизнью. На протяжении последних без двенадцати дней шести лет Саманта Брукс не жила, а существовала.

Она села, резким движением откинула одеяло и стукнула кулаком по подушке. Потом еще раз. И еще раз. И еще...

Почему? Почему я, черт побери?! Разве я виновата? С какой стати я несу наказание за то, чего не делала? За то, что совершил кто-то другой? В чем тут справедливость? Кто-нибудь может сказать мне в чем?!

И вдруг, словно наяву, услышала ответ своей лучшей подруги: «Да в том, что ты сама себя наказала, дорогая! Только в этом, и ни в чем другом! Вместо того чтобы благодарить бога за то, что он внушил этому недоумку Джону единственную в его бесславной жизни стоящую мысль – оставить тебя в покое, ты решила встать в трагическую позу и превратить себя в незамужнюю вдову! Ты потратила почти шесть лет своей жизни – лучших, заметь, молодых лет – на то, чтобы горевать и мучиться, вместо того чтобы веселиться, встречаться с людьми, найти подходящего парня, выйти на него замуж и нарожать детишек!».

Глаза Саманты – зеленые, большие, выразительные – наполнились слезами. Но не от обиды, не от горя, даже не от разочарования, а от гнева. Пожалуй, впервые за столь долгое время она испытывала гнев, почти бешенство. И направлен он был не на Джона, а на нее саму.

Черт! Черт, черт, черт! Как я могла?! Как могла? Бет, ты права как никогда! Мне некого винить, кроме себя! Некого! В бессильной ярости она подбежала к зеркалу и стала пристально всматриваться в свое отражение. Морщинки под глазами и в уголках рта, с горечью констатировала она. Потом кончиками пальцев обвела контур лица, ощутила нежную гладкость кожи, потрогала перепутанные после сна, но мягкие и шелковистые волосы, приподняла край рубашки и окинула быстрым взглядом тонкую талию, плоский живот и высокую упругую грудь и немножко успокоилась. Нет. Не безнадежно. Ну что ж, пора начать жить, Сэм, сказала она себе. После чего глубоко вздохнула, вернулась в кровать и продолжила диалог с собой.

Надо покончить раз и навсегда с нелепым трауром по утраченной «великой» любви, потому что Джон был мерзавцем. Мне повезло, что он нашел другую жертву. В противном случае он мог бы до сих пор жить в моем доме, на мои деньги, ездить на моей машине, и при этом изменять мне на каждом шагу, даже не пытаясь скрывать это. Неужели я, Саманта Брукс, не заслуживаю ничего лучшего? Безусловно, заслуживаю. И мне явно рано ставить крест на личной жизни. С какой стати? Я вкалываю как проклятая, провожу по шесть-семь часов в день за компьютером, сочиняя истории, от которых у меня самой мороз по коже идет и жить не хочется, зарабатываю по триста тысяч в год. У меня есть все, что необходимо, и даже больше. Много больше, чем необходимо одинокой женщине. И я ничего не делаю со своими деньгами. Складываю в банк, и все. Почему? Да потому что скучно и печально тратить их на себя. Только на себя.

Так что же ты предлагаешь, мисс Брукс? Собираешься найти нового Джона? – иронично осведомился голос, принадлежащий второй половине ее «я».

О нет, ни за что! К тому же я не предполагала, что он окажется бездарным паразитом. Я ведь не собиралась брать его на содержание. Да у меня тогда и средств таких не было...

Это верно, признал ее собеседник. Но оставим Джона в покое. Сама понимаешь, о покойниках либо хорошо, либо...

О покойниках? – удивилась Саманта. Да разве Джон умер?

Да, умер, немного подумав, твердо ответила она сама себе. Для меня по крайней мере. Навсегда. И я не собираюсь больше вспоминать о нем. А уж тем более сожалеть или тосковать. И я не его или другого такого же имела в виду.

Нет? А кого же?

Саманта вскочила с кровати и взволнованно заходила по спальне, еще не решаясь признаться себе в том, что нелепая мысль, пришедшая в голову пару минут назад, уже не только стала казаться умной и привлекательной, но даже начала обретать форму плана.

Нет, не мужчину. Но... нет-нет, это нелепо. Что за чушь приходит в голову?! Да разве я могу? Нет! А почему нет? Действительно, почему нет? Почему другие могут, даже когда у них нет денег, а я вдруг не могу? Перед внутренним взором Саманты внезапно замелькали яркие картинки, наполнившие ее надеждой и желанием жить: вот крошечный карапуз в кудряшках с огромными синими глазищами тащит за собой на веревочке ярко-красный грузовик и смеется, а вот и маленькая девчушка с шелковистыми локонами в чудесном платьице с оборками тянет к ней пухлые ручонки и лепечет «мама, мама». О боже, как же я не подумала об этом раньше? Да на черта вообще нужны мужики?! Да от них никакого прока и удовольствия, одни неприятности. Нет, к черту мужиков! Я хочу ребенка!

Ну и отлично, отозвался ее собеседник. Но детей, как бы тебе ни было противно, без мужчин все же не бывает. Пока, во всяком случае. Ты что, хочешь обратиться в донорский банк за спермой? Или собираешься усыновить сироту из приюта? Это, конечно, здорово и благородно, но почему бы тебе все же не родить своего собственного малыша? Твою, так сказать, плоть и кровь? Неужели ты настолько закомплексована, что боишься даже думать о том, как лечь в постель с мужчиной? Живым, настоящим мужчиной, который сможет сделать тебе ребенка? Не говори мне, Сэм, что жалкий неудачник Джон навечно искалечил твою душу до такой степени. Не говори! Потому что я отказываюсь верить!

Она глубоко выдохнула, ощутив внезапную усталость то ли от беготни по спальне, то ли от непривычного наплыва эмоций, и опять опустилась на кровать. Но тут же вскочила снова и, торопливо накинув на плечи халат, спустилась вниз, на кухню, где принялась варить кофе. И лишь после того, как села за стол и сделала первые три глотка, с удивлением спросила себя: эй, девочка, с чего ты так распсиховалась? Что случилось? Жизнь продолжается как обычно. Даже если тебе вдруг пришла в голову пара непривычных мыслей, это не означает, что надо сходить с ума. Они всего лишь мысли, а не решения, к тому ж твои собственные, а не чьи-то директивы, которые ты обязана выполнять...