Выйти замуж - Наталья Нестерова

Мечтательностью или болезненным честолюбием Люся никогда не отличалась. Единственной ее романтической слабостью было желание стать артисткой. Безо всяких на го оснований, добавлю. Драматических талантов у нее никогда не наблюдалось, но и каких-либо других к окончанию школы не обнаружилось.

В театральный институт Люся провалилась на первом же туре. Как на грех, она подхватила перед экзаменом насморк, и ее без того нехрупкий носик покраснел и раздулся, в нем накрепко застревали все согласные звуки и искажались гласные.

Могу себе представить членов приемной комиссии, перед которыми Люся совершенно серьезно, старательно и проникновенно читала монолог Катерины из пьесы Островского «Гроза».

«Подему дюди не дедают?» — гнусавила Люся.

Народные и заслуженные артисты дослушали ее до конца. Потешались, конечно. И потом неделикатно заявили, что в этом году на комедийные амплуа набора нет.

Люся устроилась работать младшим диспетчером на большую автобусную станцию в районе Измайлово. И поступила на вечерние подготовительные курсы в строительный институт. Ее родители, отец-монтажник, мать-бухгалтер, состояли в какой-то загадочной организации, которая направляла наших рабочих за рубеж. Для простого обывателя это было равносильно членству в отряде космонавтов.

Люсин отец в подпитии хвастался, что его анкета чиста, как слеза ребенка. И он очень боялся, как бы Люся не выскочила замуж за иностранца или даже просто не завела знакомство с каким-нибудь шоколадным негром. Эти страхи Люсе внушили еще в колыбели, а она была девочка послушная, поэтому всю жизнь немела и каменела при общении с иностранцами. И смотрела на них с затаенным ужасом: вот сейчас ее будут принуждать или родину продать, или броситься в кромешный буржуазный разврат.

В описываемое время Люсины родители строили что-то в братской Монголии. И именно оттуда прислали ей отличную ондатровую шапку. Тогда только начиналась мода — носить женщинам мужские шапки-ушанки. Кроме того, ондатровые или пыжиковые головные уборы были своего рода символом, отличавшим управляющий класс от управляемого, гревшего макушки кроличьими треухами. Шапкой Люся очень дорожила. У нее было еще добротное зимнее пальто с капюшоном, отороченным мехом лисицы.

Именно так она и была одета, когда возвращалась как-то поздней ночью с вечеринки домой. Почти все сиденья в вагоне метро были заняты — прощальный скребок с перронов. Старые поезда оборудовались пружинисто-мягкими сиденьями — настоящими диванами, обитыми кожзаменителем. Как и ныне, с вагонами метро периодически что-то происходило — они начинали трястись, а пассажиры подпрыгивать на своих местах. Только теперь мы приземляемся во время скачков на жесткую поверхность скамьи, а прежде резонансно покачивались на пружинах — в зависимости от законов физики и массы собственного тела.

Неполадки с подвижным составом случились и в тот раз, когда Люся ехала домой. Она наблюдала, как забавной волной — просто детский аттракцион — пассажиры подпрыгивали на своих местах. Неожиданно погас свет. Скачки продолжались в темноте. В момент, когда амплитуда достигла высшей точки, с Люси сорвали шапку. Через секунду включился свет, и поезд перестал сотрясаться.

Казалось, ничто не изменилось, все сидели на тех же местах. Поезд мчался. Но шапки не было. На Люсе не было — ондатровое сокровище красовалось на голове парня, который сидел рядом и весьма правдоподобно притворялся спящим.