Пленник моих желаний - Джоанна Линдсей

Ей было приказано спрятаться и сидеть тихо как мышка. Но Габриела Брукс и сама сообразила, что следует делать, когда, привлеченная шумом, выбралась на палубу и увидела, в чем причина суматохи. Правда, приказ отдал не капитан. Он был настолько твердо уверен, что выиграет битву с кораблем, грозно надвигавшимся на его судно, что громко рассмеялся, грозя кулаком Веселому Роджеру, развевавшемуся на грот-мачте пирата. Теперь всякий мог невооруженным глазом видеть зловещий черный флаг с черепом и костями.

Энтузиазм и, если можно так выразиться, некоторый восторг предвкушавшего победоносное сражение капитана несколько успокоили девушку… Пока старший помощник не оттащил ее в сторону и не велел убраться подальше и не совать носа на палубу. В отличие от капитана Эйвери Добс не горел желанием вступать в схватку. Побелев, как те дополнительные паруса, которые наспех поднимали вызванные по тревоге матросы, он не слишком вежливо толкнул ее к люку.

— Спрячьтесь в одном из пустых бочонков в трюме. Там их много. Если повезет, пираты откупорят один-два и, увидев, что там ничего нет, благополучно уберутся. Я предупрежу и вашу горничную. А теперь бегите и, пока не услышите знакомый голос, не смейте покидать трюм.

Он не пообещал прийти за ней.

Его паника была заразительной, неожиданная грубость — удивительной: с такой силой схватил ее, что теперь на руке, наверное, останется синяк. Странно, а ведь с самого начала путешествия он обращался с ней чрезвычайно учтиво. Почти, можно сказать, ухаживал за ней, хотя это казалось маловероятным, ведь помощнику было уже за тридцать, а она только что со школьной скамьи! Но его почтительные манеры, мягкий голос и то неотступное внимание, которое он уделял ей все три недели путешествия, позволяли предположить, что она нравится ему куда больше, чем казалось на первый взгляд.

Но сейчас он умудрился вселить в нее такой страх, что девушка, не оглядываясь, поспешила спуститься в самые недра судна. Найти бочонки из-под корабельных сухарей, о которых упомянул Эйвери, не составляло труда: теперь, когда они приближались к месту назначения, Малым Антильским островам, почти все запасы были съедены. Еще несколько дней, и они пришвартовались бы в гавани Сент-Джорджес острова Гренада, месте, где в последний раз видели ее отца. Оттуда она и начала бы поиски.

Она не слишком хорошо знала Натана Брукса, своего отца, хотя все воспоминания о нем были светлыми. После смерти матери у Габриелы никого больше не осталось, кроме отца. И хотя она не сомневалась в его любви, все же он никогда не жил дома достаточно долго, чтобы она смогла узнать его получше. Месяц, крайне редко два, а однажды целое лето он проводил с семьей, после чего исчезал на несколько лет. Натан был капитаном собственного торгового судна, плававшего по крайне прибыльным маршрутам Вест-Индии. Он посылал домой деньги и роскошные подарки, но предпочитал море родному дому.

Правда, он как-то попытался перевезти семью поближе к месту своей работы, но Карла, мать Габриелы, и слышать об этом не пожелала. Всю жизнь ее родным домом была Англия, и хотя родственников у нее не осталось, зато имелось немало друзей, а кроме того, она никогда не одобряла ни занятий, ни образа жизни мужа.

— Ох уж эта торговля, — повторяла она, даже не стараясь скрыть брезгливости. В ее родословной насчитывалось достаточно аристократов, и пусть у нее самой не имелось титула, это давало ей основания смотреть сверху вниз на человека, именовавшего себя капитаном торгового судна, даже если этим человеком был ее собственный муж.

Вообще было непонятно, почему они поженились. Даже маленькая Габриела подмечала, что родители не слишком ласковы друг с другом, если не сказать больше. И Габриела скорее умрет, чем признается отцу, что его долгие отлучки побудили Карлу завести… нет, она не могла заставить себя выговорить это слово: слишком была сконфужена и пристыжена собственными выводами. Но последние несколько лет Альберт Свифт был частым гостем в их двухэтажном коттедже на окраине Брайтона, а Карла вела себя, как юная девушка, каждый раз, когда он приезжал в город.

Когда же его визиты прекратились и по Брайтону пошли слухи, что он ухаживает за богатой лондонской наследницей, с матерью Габриелы произошли поразительные перемены. Буквально за одну ночь она превратилась в отчаявшуюся, полную горечи женщину, возненавидевшую весь окружающий мир и скорбящую по мужчине, который не принадлежал и не мог ей принадлежать. Никто не знал, давал ли он какие-то обещания Карле и намеревалась ли последняя развестись с мужем, но ее сердце было разбито, когда Альберт обратил внимание на другую. Она вела себя как женщина, которая познала измену, и когда ранней весной заболела и состояние ее продолжало ухудшаться, все же не прилагала никаких усилий к выздоровлению, игнорируя советы доктора и отказываясь есть.

Габриела, наблюдавшая медленное угасание матери, была вне себя от горя. Пусть она не одобряла одержимости матери Альбертом и ее нежелания хоть как-то спасти свой брак, но горячо ее любила и делала все, чтобы хоть как-то развеселить: уставила комнату матери цветами, за которыми охотилась по всей округе, читала вслух и даже настояла, чтобы их экономка Марджери проводила целые дни у ее постели, поскольку та была ужасно болтливой и отличалась необычайным остроумием. Марджери служила у них несколько лет. Уже немолодая, с ярко-рыжими волосами, живыми голубыми глазами и россыпью веснушек по лицу и шее, она была преданной, честной и совсем не благоговела перед аристократами. Кроме того, она обладала добрым сердцем и считала Бруксов своей семьей.

Габриела уже начала надеяться, что ее усилия приносят плоды и воля матери к жизни постепенно возвращается. Мать даже начала есть и перестала упоминать Альберта. Поэтому девушка была вне себя от горя, когда среди ночи мать неожиданно умерла.

Габриела не без основания посчитала, что мать зачахла от горя, хотя и об этом она никогда не расскажет отцу. Но после смерти матери девушка осталась совершенно одна. И хотя в деньгах она не нуждалась, поскольку Карла сама считалась женщиной богатой и наследницей фамильного состояния, Габриеле предстояло получить их только по достижении двадцати одного года, а до этого было еще далеко. Отец, правда, регулярно посылал ей содержание, да и в доме хранились немалые суммы, которых хватило бы надолго, и все же девушке только исполнилось восемнадцать.

Кроме того, ей предстояло перейти под покровительство опекуна: об этом упомянул поверенный Карлы Уильям Бейтс, когда читал завещание. Охваченная скорбью, Габриела тогда не обратила на это особого внимания, но когда ей назвали имя опекуна, была потрясена и возмущена. Все знали этого человека как отъявленного распутника, охотившегося на собственных горничных. Как-то на пикнике он ущипнул Габриелу за попку, а ведь тогда ей было всего пятнадцать лет!

Нет, опекун, а тем более такой, ей ни к чему! У нее еще жив отец! Ей просто нужно найти его!