Любовь и Рим [= По воле рока ] - Лора Бекитт

Был день Венеры, иды квинтилия, 710 года от основания Рима, [1]середина лета, когда лучи щедрого полуденного солнца сверкали ослепительным блеском на поверхности белых ребристых колонн, играли на полированном мраморе стен, отражались от покрытых сияющей бронзой крыш храмов, базилик и других построек, большинство которых соответствовало величию, славе, богатству правителей купающегося в море золотистого света вечного города, в те времена считавшегося средоточием земного могущества, поскольку широчайшие просторы всех окаймлявших Средиземноморье стран находились под его властью.

Но судьба государств и целых народов не менее переменчива, чем судьба отдельных людей; во времена поздней Республики многие уже не считали сенат и консулов единственно возможной формой правления, и кое-кто перестал уповать на богов, сделавших Рим своим избранником и даровавших ему великую миссию господства над миром. В те жестокие годы последней вспышки гражданских войн одни уже сознавали неотвратимость перехода к единоличной власти, тогда как другие, стремящиеся сохранить свои привилегии или же вдохновленные демократическими идеями, неистово пытались бороться с неизбежным.

Впрочем, едва ли об этом хотя бы однажды задумывались две юные римлянки, которые прогуливались по Большому Форуму. Они только что свернули с плохо вымощенной тесной боковой улочки и ступили на полное воздуха и света, окруженное прекрасными строениями, памятниками и статуями пространство главной рыночной площади Рима.

Одетые, как и подобало девушкам в те сокрытые далью столетий времена, в длинные, до щиколоток, подобранные поясом и спадающие множеством легчайших складок светлые туники, они с привычной ловкостью пробирались сквозь пеструю толпу, столь шумную, что для того, чтобы услышать друг друга, им приходилось кричать.

Наряд той из них, что выглядела постарше, смуглой черноволосой красавицы Юлии дополняла отделанная золотой сеткой круглая шапочка, к которой прикреплялось тонкое прозрачное покрывало, наброшенное на массу струящихся по спине, тщательно завитых локонов. Ее движения были стремительны, сильны, полны жизни; гордая, насмешливая, смелая, она бойко отвечала на приветствия и шутки знакомых юношей.

Подруга Юлии, Ливия Альбина, выглядела тихой и скромной; она редко улыбалась и мало говорила. Черты ее лица были полны мягкости, а слегка печальный взгляд зеленовато-карих глаз выдавал серьезность вдумчивой, чувствительной натуры.

Разделенные пробором и уложенные на затылке затейливым узлом каштановые волосы Линии покрывал легкий шелковый платок, на тонких руках звенели чеканные браслеты.

Девушки дружили с детства: они жили по соседству; отцы обеих занимали важные государственные должности; и Ливия и Юлия были помолвлены с молодыми людьми из знатных римских семейств.

Остановившись возле прилавка с украшениями, – вечный соблазн для женских глаз и сердец! – подруги принялись оживленно переговариваться, перебирая и рассматривая серьги в виде полушарий, капель, колец, ожерелья, цепочки, геммы, пряжки, застежки, диадемы, веера из перьев редких заморских птиц, зонты с богато инкрустированными ручками, зеркала из серебра и бронзы. Затем вступили во владения торговца косметикой, завороженные ароматом масел и притираний. Чего здесь только не было! Смешанные с меловым порошком свинцовые белила, пудра из хиосской глины, румяна из охры и винных дрожжей и стоившие баснословных денег египетские средства ухода за кожей и волосами. Накупив всяких полезных мелочей и сложив их в корзинку, которую несла рабыня Юлии, девушки двинулись дальше.

Толпа плыла навстречу нескончаемой волной: шли торговцы, державшие в руках товары – от фруктов до оружия, бегали дети, прогуливались важные щеголи, гордые патриции, почтенные матроны, спешили ремесленники, рабы, закупавшие продукты для господского стола.

А между тем солнце поднималось все выше – воздух был зыбким, он колыхался и дрожал от зноя; прежде глубокая, пронзительно-ясная голубизна неба казалась вылинявшей, краски желтого и розового мрамора на стенах зданий словно бы стерлись, поблекли, а камни, которыми был вымощен Форум, пылали жаром так, точно их раскалили добела.

Прохладный шелк покрывал теперь липнул к коже, в висках стучала кровь, ноги в легких кожаных башмачках со шнуровкой налились тяжестью, раньше казавшийся лакомым запах съестного лишь усиливал ощущение духоты, и девушки наконец повернули назад. Они никогда не покинули бы дом в такой зной, но упрямой Юлии во что бы то ни стало захотелось купить кое-какие вещи: она усиленно готовилась к свадьбе, которая должна была состояться в начале осени.

Пересекая Форум, дабы попасть на Аргилет – улицу, где их поджидали рабы с носилками, – подруги очутились возле одного из истоптанных ногами вертящихся деревянных помостов, где выставлялся живой товар. На этой площади обычно продавались предназначавшиеся для избранных покупателей молодые, сильные, хорошо обученные рабы.

Взгляд Ливий случайно упал на одну из девушек, чье неподвижное бледное лицо было похоже на восковую посмертную маску, тогда как взор широко раскрытых глаз выражал смятение, горечь и страх; эти темно-серые, сверкающие непролитыми слезами глаза казались драгоценными камнями, вставленными в отверстия глазниц.

Спустя мгновение Ливия поняла, в чем дело: к рабыне приценивался человек в пестрой одежде, в котором девушка заподозрила владельца одного из сорока римских лупанаров. [2]Держатели этих притонов имели обыкновение рыскать по рынкам: они покупали молодых, красивых рабынь, которых принуждали торговать своим телом.

Внезапно Ливия почувствовала внутренний толчок, и ее охватил тот безудержный порыв совершить единственно правильный и возможный поступок, что является веленьем богов или знаком судьбы.

– Сколько ты хочешь? – спросила она негромким взволнованным голосом, устремляясь вперед.

Мужчины повернулись к ней, и Ливия ощутила на себе цепкий холодный взгляд того покупателя, который пришел первым.

– Десять тысяч сестерциев и, клянусь, это недорого за такую рабыню, прекрасная госпожа! Она гречанка, обучена грамоте…

Обычно подобный товар стоил не дороже восьми тысяч – Ливия это знала, но не стала спорить и быстро кивнула. Торговец победоносно глянул на первого покупателя, губы которого сжались в тонкую нить.

– Я не дам такую цену! – грубо заявил тот. – Ты просил меньше!

– Она умеет искусно причесывать, знает толк в притираниях и может быть очень полезной для ухода за знатной особой, – сказал торговец, обращаясь преимущественно к Ливий.

– Да у нее на теле следы от треххвостки! – бросил покупатель, поворачиваясь спиной к помосту.