Пустышка. Что интернет делает с нашими мозгами - Николас Дж. Карр Страница 9

Противостоящие друг другу философские школы рационального и эмпи­рического находят точку схождения в синапсе. В своей книге «Синаптиче­ское Я» невролог из Нью-Йоркского университета Джозеф Леду объясняет, что природа и воспитание «в сущности, говорят на одном языке. В конечном итоге, оба достигают требуемых психических и поведенческих эффектов за счёт изменения синаптической организации мозга».

Мозг - вовсе не такая машина, какую мы себе представляли. Хотя отдельные его зоны и связаны с различными психическими функциями, клеточные компоненты не формируют постоянную структуру и не играют жёстко определённую роль. Они обладают гибкостью и меняются в зависимо­сти от опыта, обстоятельств и потребностей. Некоторые из самых значимых и заметных изменений происходят в виде ответной реакции на повреждения нервной системы. Эксперименты показывают, к примеру, что даже в случае возникновения у человека внезапной слепоты зона его мозга, отвечающая за обработку визуальных раздражителей, - зрительная кора - не погружается во тьму. Достаточно быстро она начинает использоваться другими цепями, отвечающими за обработку звуков. А если человек обучается чтению по методу Брайля, то зрительная кора начинает отвечать за новую функцию - переработку информации, получаемой за счёт осязания.

«Можно сказать, что нейроны «жаждут» получить входной сигнал, - поясняет Нэнси Канвишер из Института исследования мозга Макговерна при Массачусетском технологическом институте*. - Когда обычный источ­ник входного сигнала исчезает, они начинают реализовать другие, наиболее близкие источники». Благодаря высокой способности нейронов к адаптации, слух и осязание могут усиливаться, компенсируя потерю зрения. И такие же изменения происходят в мозгу людей, теряющих слух: у них усиливаются все остальные чувства, тем самым компенсируя глухоту. К примеру, зона мозга, перерабатывающая сигналы периферийного видения, начинает расти для того, чтобы помочь людям лучше увидеть то, что прежде они могли лишь слышать.

Исследования людей, потерявших руки или ноги в результате несчастных случаев, наглядно показывают, насколько сильно может реорганизоваться мозг. Нейроны в мозгу жертв, которые прежде регистрировали ощущения в утраченных конечностях, быстро попадают в цепи, регистрирующие ощу­щения в других частях тела.

При исследовании подростка, потерявшего левую руку в результате автомобильной аварии, невролог В. С. Рамачандран, возглавляющий Центр исследований мозга и сознания при Калифорнийском университете в Сан- Диего, обнаружил, что когда он просил молодого человека закрыть глаза, а потом прикасался к различным зонам его лица, пациенту казалось, что исследователь касается его утраченной руки. В какой-то момент Рамачандран дотронулся до точки под носом подростка и спросил: «В каком месте ты чув­ствуешь прикосновение?» Мальчик ответил: «Вы трогаете мой левый мизи­нец. Я чувствую в нём покалывание». Карта мозга этого мальчика находилась в процессе реорганизации, а нейроны перестраивались для выполнения новых функций. В результате таких экспериментов стало возможным пред­положить, что «фантомные ощущения» в утраченных частях тела являются, во многом, результатом нейропластических изменений в мозге.

Растущий объём знаний о способностях мозга к адаптации привёл к воз­никновению новых видов терапии в случаях, прежде казавшихся неизлечи­мыми²⁵. В своей книге «Мозг, изменяющий себя сам», вышедшей в 2007 году, Дойдж рассказывает историю человека по имени Майкл Бернстайн, постра­давшего в возрасте пятидесяти четырёх лет от сильного удара, в результате чего была повреждена правая часть его мозга и нарушилась нормальная координация движений левой стороны тела. С помощью традиционных про­грамм физиотерапии он смог восстановить некоторые моторные навыки, однако его левая рука оставалась покалеченной, и для ходьбы ему приходи­лось пользоваться тростью.

До недавних пор на этом история и закончилась бы. Однако Бернстайн принял участие в программе экспериментальной терапии, проводившейся в Университете Алабамы Эдвардом Таубом - одним из пионеров в области нейропластики. В течение восьми часов в день по шесть дней в неделю Берн­стайн работал левой рукой и левой ногой, раз за разом выполняя одни и те же рутинные задания. К примеру, ему поручалось в течение всего дня мыть окна в клинике. А весь следующий день он мог заниматься поиском опреде­лённых букв в выданном ему тексте.

Эти повторяющиеся действия были призваны побудить нейроны и синапсы сформировать новые контуры, способные принять на себя функции, прежде закреплённые за контурами в повреждённой зоне мозга. В течение всего нескольких недель он смог почти полностью восстановить нормальные движения ноги и руки, что позволило ему вернуться к обыч­ной жизни и выбросить трость. Сходную положительную динамику показали и многие другие пациенты Тауба.

Большая часть ранних доказательств существования нейропластичности появилась благодаря изучению реакции мозга на травмы - будь то физический разрыв нервных связей на ладонях обезьянок Мерцениха или потеря человеком зрения, слуха или конечности. Это заставило некоторых учёных пред­положить, что пластичность взрослого мозга проявляется только в экстре­мальных ситуациях. Возможно, думали они, пластичность представляет собой механизм исцеления, приводимый в действие травмой мозга или органов чувств. Дальнейшие эксперименты показали, что дело обстоит иначе. Обшир­ная и непрерывная пластичность была замечена и в здоровых, нормально функционирующих нервных системах. Это заставило ведущих неврологов прийти к заключению, что наш мозг постоянно находится в движении и адап­тируется даже к незначительным изменениям во внешних обстоятельствах или нашем поведении. «Мы поняли, что нейропластичность не только воз­можна, но и постоянно происходит, - пишет Марк Халлетт, глава невроло­гического отделения Национального института здравоохранения. - Именно таким образом мы адаптируемся к изменяющимся условиям, узнаём новые факты и развиваем новые навыки»26.

«Пластичность, - говорит Альваро Паскуаль-Леоне, ведущий исследо­ватель-невролог на медицинском факультете Гарварда, - представляет собой нормальное и постоянное состояние нервной системы в течение всей жизни». Наш мозг постоянно меняется в ответ на наш опыт и пове­дение, связи в нём постоянно перестраиваются «при каждом сигнале от органов чувств, действии, возникновении ассоциации, плана действий или [изменении степени] осведомлённости». По мнению Паскуаля-Леоне, ней­ропластичность является наиболее важным продуктом эволюционного процесса - способностью, «позволяющей нервной системе избавиться от ограничений нашего генома и тем самым адаптиро­ваться к давлению с стороны внешней среды, физиологическим изменениями и новому опыту». Гений нашего мозга состоит не в том, что он содержит множество жёстких связей, а совсем в обратном. По мне­нию философа Дэвида Буллера, высказанному в книге «Адаптация разума», содержащем критику эволюционной психологии, естественный отбор «смог создать не мозг, состоящий из огромного количества сборных приспособле­ний», а скорее мозг, способный «адаптироваться к требованиям пространства, окружающего человека на протяжении всей его жизни (а иногда - возникаю­щим и исчезающим в течение нескольких дней) за счёт формирования специ­альных структур, призванных справиться с этими требованиями». Эволюция наградила нас мозгом, способным буквально «передумывать» - раз за разом, день за днём.