Средство от депрессии - Андрей Курпатов Страница 9

В результате этой работы она, в каком-то смысле, вторичнопотеряла своего ребенка, но так казалось только поначалу. Потом стало вполнепонятно, что она избавилась лишь от фантома прошлого, а это высвободило ее длябудущей жизни. Разумеется, сначала у нее не было сил строить се, ведь онасильно «поиздержалась» и от случившегося, и от развившейся у нее следомдепрессии. Но жизнь такая штука — она дает идущему дорогу, а на этой дорогевстречается то, что она дает сверх дороги, в виде своеобразного бонуса. И вотпрошло уже без малого пять лет. Конечно, то, что было ею потеряно (а это не толькоее сын, но и тогдашние ее представления о своем будущем), уже никогда невернуть. Однако правильный настрой позволил ей наладить свою личную жизнь — онаповторно вышла замуж, нянчит внучатых племянников и старается не заглядывать вбудущее, понимая, что счастье — это только сейчас.

Надо верить в возможность счастья, чтобы быть счастливым.

Л. Н. Толстой

Охрана, ставшая заточением

«Свободным от страданий еще никто не рождался», — писалФердинанд Шиллер. Горе и страдание — это первые эмоциональные реакции, скоторых и начинается каждая человеческая жизнь. Примерно до года горе истрадание — несомненные лидеры в спектре эмоциональных переживаний маленькогочеловека. Другие эмоциональные реакции в это время уже заявляют о себе, однакогодовалый ребенок только учится их «исполнять». Главное, в чем нуждаетсягрудной ребенок, — так это в сообщении о том, что у него возникли те илииные проблемы. Поскольку возможностей решить их самостоятельно у него пока нет,он ограничивается одной лишь сигнализацией.

Но постепенно, по ряду причин, горе, печаль и страданиеоказываются все менее и менее значимыми. От второго к третьему году жизни напервый план выходят другие негативные эмоции, возникающие в случае нарушенияпривычных стереотипов поведения — это прежде всего страх и гнев (агрессия).Действительно, горе все-таки весьма пассивно и не может рассматриваться какинструмент решения проблемных ситуаций. Страх и гнев, напротив, куда болееактивны и действенны: страх мобилизует, а нападение, то есть агрессивность, какизвестно, лучшая защита.

Впрочем, подобная рокировка — с горя на страх и агрессию —палка о двух концах. Дело в том, что обе эти новые в жизни ребенкаэмоциональные реакции, с одной стороны, крайне тяжелы, а потому их нельзяпереживать длительно. С другой стороны, они крайне затратны, поскольку вызываютсерьезные энергетические сдвиги, приводят к перенапряжению органов и системорганизма. Все это станет очевидно, если вспомнить теорию стресса Ганса Селье —первооткрывателя стресса. Эндокринное и иммунное истощение, нарушение в работевегетативной нервной системы — все это последствия, которые испытывает организмживотного в борьбе с разрушительным стрессом. Результат такого перенапряженияможет оказаться фатальным, а организм, понятное дело, ищет способы справиться свозникшей пикантной ситуацией, при которой естественные защитные механизмыоказываются «способами убийства».

Какие же пути он находит? Ответ на этот вопрос далинтересный эксперимент, который проделал Мартин Селигман над собаками (какоеэто имеет отношение к человеческому поведению, мы скажем чуть ниже). Однагруппа собак в этом эксперименте получала крайне неприятные разрядыэлектрического тока, другая, впрочем, получала точно такие же разряды. Всяразница между двумя указанными группами животных заключалась лишь в том, чтособаки из первой группы, что бы они ни делали, не могли избежать своей участи,тогда как собаки из второй группы, напротив, могли избавиться от этойэкзекуции, если они вовремя перепрыгивали через специальный барьер. Врезультате эксперимента поведение животных в этих группах стало прямопротивоположным: первые стали реагировать на удары током пассивно, вторые,напротив, выглядели тревожными и напряженными.

Мартин Селигман сделал следующие выводы: животные, которыене могли избежать травмы, постепенно научались тому, что не существует способаизбавить себя от боли. То есть они заключали, что с бедой ничего нельзяподелать: будешь ли ты что-нибудь предпринимать или же не будешь — страдание всеравно тебя настигнет. Эти животные заручались пассивностью и беспомощностью(так в научный обиход вошло понятие «выученной беспомощности»). Они переставалисопротивляться и свыкались со своим стрессом, в результате их организм меньшенапрягался и в общем они чувствовали себя гораздо лучше тех собак, которыенадеялись на спасение. Именно таков механизм депрессии: если погиб близкий тебечеловек — ты уже ничего не можешь поделать, контроль над событиями тебе непринадлежит, ты беспомощен.

Поначалу собаки, из обеих групп действительно испытывалиодинаково сильные эмоции страха и гнева в ответ на удары электрическим током.Но постепенно одни, не имея никакой возможности влиять на события, обучалисьбеспомощности, а другие, у которых сохранялась возможность избавиться отстрадания, — нет. В результате первые стали, как это ни парадоксально,более терпимы к наносимым ударам, нежели вторые. Вторые в течение всего временипроведения эксперимента продолжали находиться в борьбе, и силы их истощались.Если бы Селигман в какой-то момент не приостановил свое исследование, тоживотные из второй группы погибли бы. Тогда как животные из первой группы,выучившиеся беспомощности и отказавшиеся от борьбы, напротив, могли быпереносить страдание, что называется, до седых волос.

Иными словами, если животное не может избежать страдания,оно свыкается с ним и перестает тревожиться (или снижает интенсивностьтревоги). Если же животное имеет шанс на избавление от своего страдания, тотревога его не уменьшается, а наоборот, только увеличивается. Таким образом,пассивность является своего рода защитой, приносящей успокоение, активность же,напротив, только раззадоривает тревогу. Чувствуя себя беспомощным, покорнопринимая свою нелегкую участь, животное как бы избавляется от тревоги, можносказать, защищается от собственной же тревоги.

Если же мы вспомним теперь, что тревога и агрессия сами посебе являются настоящим стрессом для организма, то логично думать, чтопостепенное нарастание депрессии («выученной беспомощности») приводит к улучшениюего незавидной участи. Но как этот механизм работает у человека? Таким жеобразом, лучше или хуже? Как показывают исследования знаменитого американскогопсихотерапевта Арона Бека, человек преуспел в этой стратегии несказаннымобразом, в этом ему помогло его сознание.

Вопреки Эпикуру и его негодованию, мы в конце концовпринуждены сказать себе, что все что угодно может произойти из всего чегоугодно.

Лев Шестов

Арон Бек доказал, что депрессия в обязательном порядкепроявляется, сопровождается и, можно сказать, даже создается так называемыми«автоматическими мыслями». Больной, страдающий депрессией, как выяснил АронБек, думает о том, что его жизнь отвратительна, что сам он никуда не годится(что он — полное ничтожество), а потому будущего у него просто нет. Инымисловами, все мысли депрессивного больного могут быть сведены к несколькимфразам: «Все плохо, я ни на что не гожусь, ничего не получится, всебессмысленно». Настоящая обусловленная беспомощность, как у собак изселигмановского эксперимента!