Хватит ныть. Начни просить - Аманда Палмер Страница 9

Вот, что я помню [6]. На кухне было полно народу: моя мать, возможно, отчим, еще, может, братья и сестры, может, еще взрослые.

И никто из них мне не поверил.

Они подумали, что я все сочинила. Пытаясь обратить на себя внимание. Преувеличивая. Драматизируя.

И вот теперь тридцатидвухлетняя я отчаянно пыталась найти себя, понимая, что все, что я делала в своей жизни как артист, может быть обобщено как:

«Пожалуйста, поверьте мне. Я настоящая. Нет, это действительно случилось. Было больно».

Я сидела и продолжала смеяться.

И плакала. И смеялась.

Над собой.

Было так стыдно.

Я смеялась над всеми номерами, которые я выкидывала, будучи интровертным, обозленным подростком. Я одевалась как чудачка, была не уверена в себе и боялась говорить с людьми. Я смеялась над тем асоциальным студентом, которым я была, когда голая, в бутафорской крови я притворялась мертвой на территории колледжа. Это было частью моей диссертации на тему постмодернистского перформанса, таким образом я пыталась вызвать своего рода реакцию у других студентов.

«Пожалуйста, поверьте мне. Я настоящая. Было больно».

Я смеялась над теми душераздирающими песнями, которые я сочиняла будучи подростком. Они стали дополнением к тому кричащему манифесту с единственной основной мыслью:

«Пожалуйста, поверьте мне. Я настоящая».

Я смеялась над всеми теми часами, в течение которых я молча стояла на ящиках и с тоской смотрела на прохожих, и давала им цветы в обмен на деньги. Я смеялась над работой в стриптиз-клубе, когда я, кружась под музыку Ника Кейва и глядя в глаза одиноких пьяных незнакомцев, пыталась заставить их заглянуть в мою душу, а не в мою промежность:

«Пожалуйста, поверьте мне. Я настоящая».

Я смеялась над всеми ночами, когда я вопила на сценах концертных залов, выкрикивая одни и те же подростковые песни во всю глотку, настолько агрессивно, открыто и правдиво, насколько я могла это сделать, так громко, что каждую ночь в течение года я теряла голос, и в итоге мне пришлось вырезать грубые наросты на моих голосовых связках, которые появились в результате постоянных криков:

«Пожалуйста, поверьте мне».

Я смеялась над каждым артистом, которого я знала. Над каждым писателем, каждым актером, режиссером, каждым ненормальным негодяем, который решился отказаться от стабильного дохода, продвижения по службе и налоговых деклараций и вместо этого выбрал жизнь, в которой он хотел заработать, пытаясь вывернуть наружу свой мозг и показать результат миру. И как все это, возможно, сводилось лишь к одному:

«Поверьте мне».

Поверьте мне.

Я настоящая.

* * *

Дело в том, что все хотят быть увиденными, понятыми, принятыми.

Абсолютно каждый человек хочет, чтобы в него поверили.

Просто чаще всего артисты громче об этом заявляют.

* * *

На том же занятии йогой мы стояли в парах лицом друг к другу. Нам просто сказали быть с другим человеком, держать зрительный контакт без каких-либо жестов, смеха, улыбок или подмигиваний и вести себя непринужденно.

Взрослые мужчины и женщины плакали. Они правда плакали.

Когда мы закончили это упражнение, мы обсудили наши чувства. Эта тема будто повторялась эхом вновь и вновь. Многие признали, что впервые в жизни другой человек по-настоящему увидел их. Увидел без стен, без суждений, просто увидел, признал, принял. Такой опыт для многих был уж больно редким.

* * *

Даже циничные люди не могли пройти мимо Невесты. Люди были без ума от невест.

Думаю, я пошла ва-банк, когда купила платье. Разве мог найтись человек, который бы ненавидел Невесту?

Есть в ней что-то волшебное, чистое, прекрасное. Невинное. Святое. Обнадеживающее. Все.

Я провела кучу времени, стоя на том ящике и наслаждалась тем, что я зарабатывала на жизнь в качестве невесты в белом платье, и в глубине души я знала, что не хочу замуж. Никогда.

Мои родители, отчимы, мачехи и все их бывшие казались сумасшедшими для меня. Зачем жениться и разводиться, люди? Почему нельзя просто встречаться?

«Я не совершу их ошибку. Даже если полюблю кого-то».

Я хотела быть свободной. Ничем и никем не ограниченной.

Брак всегда представлялся мне адом.

* * *

Когда незнакомец клал деньги в шляпу, я старалась показывать неимоверную благодарность моему спасителю, который высвободил меня из застывшей позы. Я смотрела на этого человека не сразу. Я кокетничала. Я смотрела в небо. Я смотрела на толпу. Я смотрела на улицу. Я смотрела на вазу. А потом, выбрав идеальный цветок, я грациозно смотрела на своего нового друга, я никогда не улыбалась ртом, я делала это глазами, почти незаметно наклонялась и деликатно держала цветок между указательным и большим пальцами.

Это всегда напоминало мне о Причастии, о том тихом, интимном моменте, когда священник предлагает вкусить хлеб и тем самым приобщиться к телу Христа. (В детстве мне всегда было скучно в церкви, но я любила этот ритуал.)

Итак, доллар в шляпе. Я с любовью смотрела на своего нового друга, в моей голове происходил тихий монолог, который звучал примерно так:

Тело Христово, чаша спасения.

Посмотри на этот святой цветок, друг.

Возьми его, он для тебя. Подарок от сердца.

Ах, хочешь фотографию? Хорошо! Мы можем сфотографироваться.

Я подержу цветок, пока твоя девушка достанет фотоаппарат.

Тело Христово, чаша спасения. Цветок терпения.

Ах, на фотоаппарате твоей девушки села батарейка.

Теперь другой твой друг достает камеру.

Ничего страшного. Потому что я в состоянии дзен.

Тело Христово, чаша спасения. Цветок прощения.

Так подойди ко мне, друг! Дотронься до складок моего белого платья, мы вместе попозируем. С любовью.

Ах, мой новый друг, твой друг с камерой пьян, не так ли?

Пусть он найдет покой. Пусть он найдет утешение. Пусть он найдет кнопку затвора.

Хорошо. Теперь у тебя есть фотография, и ты дал пять своему другу.