Убийца сидит напротив. Как в ФБР разоблачают серийных убийц и маньяков - Марк Олшейкер Страница 9

Ни один из этих подходов для наших тюремных бесед не годился. Взаи­модействие между агентом и особо опасным преступником должно было но­сить неформальный и не слишком структурированный характер. Нам нужны были не факты, которые уже установили до нас, а мотивы, картина поведе­ния до и после преступления, описание процесса выбора жертвы и, главное, ответы на вопросы почему? и зачем? И все это нужно было получить без из­лишнего нажима, напора и подводок, то есть в манере, прямо обратной той, которую мы старались применять в допросах подозреваемых.

Как бы парадоксально это ни выглядело, но беседа в тюрьме должна была быть «естественной»: просто пара людей собралась поговорить и об­меняться информацией.

Раз уж мы были в Калифорнии, то решили начать с местной «клиенту­ры». Один из тамошних агентов бюро был учеником Боба и согласился стать для нас связующим звеном с тюремной системой штата. Эд Кемпер - гигант под метр девяносто ростом и под полтора центнера весом - отбывал несколько пожизненных сроков в тюремной больнице штата Калифорния в Вакавилле, городке на полдороге между Сакраменто и Сан-Франциско. За серию убийств на территории Калифорнийского университета в Санта-Круз и вокруг нее, совершенных им в 1972-1973 годах, Кемпер получил прозвище Убийца студенток. До встречи мы ознакомились со всеми страшными дета­лями его досье. Впоследствии это стало обязательной частью нашего рабо­чего процесса: мы не хотели, чтобы нас сбивали с толку или обманывали большие специалисты по этой части. Но нам нужны были не столько факты, сколько то, что думали и чувствовали подобные Кемперу, когда замышляли и совершали свои преступления. Мы хотели понять, что ими двигало, какими приемами они пользовались и как они относились к каждому из своих напа­дений или убийств постфактум. Нам нужно было знать, как и где зарожда­лись их фантазии, что именно было для них наиболее ценной эмоциональной составляющей преступления и действительно ли муки и страдания жертв бы­ли им так важны. Короче говоря, где проходит водораздел между «практиче­скими» аспектами совершения преступления и его «эмоциональными» моти­вами.

Кемпер родился в 1948 году в Бербанке, штат Калифорния. Вместе с двумя младшими сестрами он рос в неблагополучной семье: его родители Эд и Кларнелл постоянно ссорились и в конце концов разошлись. Уже в ран­нем детстве Кемпер мучил домашних животных и играл в смерть со своей сестрой Сьюзан. Сначала Кларнелл отослала его жить к отцу, а после побега оттуда к родителям отца, на ферму в калифорнийской глубинке.

Однажды бабушка Мод велела Кемперу не сопровождать деда в полях, а остаться дома и помогать ей по хозяйству. В ответ на это здоровущий че­тырнадцатилетний подросток застрелил ее из крупнокалиберной винтовки, после чего исполосовал кухонным ножом. Он застрелил и дедушку Эда, ко­гда тот вернулся домой. Кемпера поместили на принудительное лечение в клинику для душевнобольных преступников, в которой он пробыл до дости­жения возраста 21 года, когда, вопреки возражениям тюремных психиатров, его выпустили под опеку Кларнелл.

Спокойно восседая в тюремной камере для допросов, Кемпер рассказы­вал нам о своем детстве. Мать, боявшаяся, что сын будет домогаться своих сестер, заставляла его спать в подвальной комнате без окон. Это пугало его и заставило затаить обиду на них. В это время он начал мучить домашних ко­шек. Кемпер рассказал, как после выхода из психушки перебивался случай­ными заработками и как Кларнелл, работавшая секретаршей во вновь от­крывшемся Калифорнийском университете в Санта-Круз, дала ему понять, что ему никогда не стать ровней учившимся там красивым студенткам. Он приобрел привычку подвозить голосующих на дороге красивых девушек (знакомство с ними служило своего рода компенсацией за проведенную в тюрьме юность), и эта привычка постепенно перерастала в привычку похи­щать и убивать пассажирок. Кемпер рассказал, что привозил тела в дом ма­тери, совершал с ними акты некрофилии, после чего расчленял и избавлялся от останков. Несмотря на ужасные страдания его жертв, Кемпером не двигал типичный для многих серийных убийц садизм. По его словам, он «выселял их из телесных оболочек», чтобы иметь возможность обладать ими хотя бы ка­кое-то время после смерти. Ничего подобного я не слышал ни до, ни после.

А затем Кемпер поведал, как после двух лет такой жизни наконец набрался храбрости и на Пасху забил до смерти гвоздодером мать, спавшую в своей комнате. Затем он отрезал ей голову, совершил с обезглавленным трупом половой акт, вырезал гортань и бросил ее в кухонный мусороизмельчитель. Но механизм заело, и окровавленную гортань выбросило обратно. Кемпер принял это как знак того, что мать никогда не перестанет ругать его.

Он позвонил подруге Кларнелл и пригласил ее в гости поужинать. Когда она приехала, избил ее, задушил и отрезал голову. Труп мужчина оставил в своей постели, а сам устроился на ночлег в спальне матери. На следующее утро сорвался с места и ехал куда глаза глядят, пока не достиг окрестностей города Пуэбло в штате Колорадо. Кемпер притормозил у телефонной будки и позвонил в полицейское управление Санта-Круз. С некоторым трудом ему удалось убедить их в том, что прозвище Убийца студенток его и что он ждет, когда за ним приедут.

Самовлюбленному Кемперу было одиноко и хотелось поговорить до та­кой степени, что иногда мне приходилось останавливать его: нам нужны бы­ли ответы на конкретные вопросы. Мы записывали беседу на портативный магнитофон и делали заметки. Это оказалось ошибкой. Из-за звукозаписи преступники относились к нам менее доверительно. Эти ребята от природы склонны к паранойе, а в тюрьме оснований для этого становится более чем достаточно. Налицо было опасение, что мы передадим запись администра­ции тюрьмы или что все узнают о факте разговора с федеральными агента­ми. Заметки были неудачной идеей по тем же причинам. Кроме того, собе­седники рассчитывали безраздельно владеть нашим вниманием.

Тем не менее, невзирая на неизбежные шероховатости, из того первого разговора мы извлекли несколько важных уроков. Наверное, главным было то, что с самого начала стало очевидным значение вопроса «наследствен­ность или воспитание» для понимания мотивов антиобщественного поведе­ния этих людей. Практически все мои беседы с убийцами были пронизаны данной темой, и это наверняка должно было относиться и к Джозефу Мак­гоуэну. Хотя в детстве он и не испытал столь же глубоких эмоциональных травм, как Эд Кемпер, доминирующая и деспотичная мать явно оказала се­рьезное влияние на развитие его личности. Этот очень эрудированный 27- летний преподаватель со степенью магистра естественных наук жил тем не менее в подвале дома своей матери и по-прежнему оставался эмоциональ­но зависимым от нее. Неспособность возражать ей и последующее вынуж­денное совместное проживание уже во взрослом возрасте безусловно воз­действовали на его самовосприятие и, как я смог убедиться позже, стали ро­ковыми для жизни невинной девочки.

19 июня 1974 года в зале Бергенского окружного суда Макгоуэн и его ад­вокаты решили отказаться от судебного разбирательства и пойти по пути признания вины в совершении убийства с отягчающими обстоятельствами. Я думаю, что это решение было для него разумным. С учетом фактической стороны дела и отсутствия сомнений в виновности ожидать жалости или снисходительности со стороны присяжных не приходилось.