Век амбиций. Богатство, истина и вера в новом Китае - Эван Ознос Страница 69

Чэун Янь, Мусорная королева, столкнулась с трудностями иного рода. Меньше чем через год после того, как Чэун признали богатейшей в мире женщиной, добившейся всего самой, ее репутация понесла урон. Группа по защите трудовых прав “Студенты и ученые против корпоративных злоупотреблений” опубликовала “Доклад о потогонном производстве”, в котором обвинила корпорацию “Девять драконов” в нарушениях трудового законодательства: допущении несчастных случаев на производстве, эксплуатации небезопасного оборудования, дискриминации сотрудников, больных гепатитом Б, и так далее. Группа опубликовала выдержки из “Руководства для сотрудников ‘Девяти драконов’”: “Уважайте начальство. Остановитесь, если увидели высокопоставленного начальника, и поприветствуйте его. Если идете вместе с высокопоставленным начальником, пропустите его вперед”. Работников могли оштрафовать, например, на триста юаней за плевание из окна корпоративного автобуса или за нарушение очереди в кафетерии, на пятьсот – за сон на рабочем месте, за разрешение постороннему посмотреть фабрику или за игру в мацзян; тысячный штраф и увольнение грозили за организацию забастовки или “распространение порочащих компанию сведений”. Кроме того, в правилах отмечалось, что размер заработка является конфиденциальной информацией и рассказы или расспросы о зарплате являются поводом для увольнения.

Китайская газета сравнила ситуацию с “позолоченным веком” Америки и обвинила Чэун в “превращении крови в золото”. Ей припомнили ее собственные слова: “Если в стране нет и бедных и богатых, она не станет сильной и процветающей”. Влиятельный журнал “Саньлянь шэнхуо” предположил, что если Чэун “в своем уме”, то она откажется от участия в Народной политической консультативной конференции: “Каждый лист бумаги, произведенный ‘Девятью драконами’… пропитан кровью рабочих”. Даже некоторые из самых энергичных защитников свободного рынка почувствовали смену эпохи. Журнал “Чжунгуо циецзя” в материале о Чэун отметил: “Пять лет назад, возможно, компанию, достигшую успеха в бизнесе, но не идеальную в других отношениях, терпели бы и даже ставили в пример. Но сейчас – уже нет”.

Чэун отреагировала на доклад с яростью: “Мы разбогатели потому, что нашли правильную бизнес-модель и превращали макулатуру в сокровище, а не потому, что дурно обращались с работниками”. По ее словам, компания выдала больше поощрений, чем выписала штрафов. Чэун усомнилась в мотивах группы “Студенты и ученые… ” и туманно намекнула, что та “получает деньги из Европы”.

Чэун объяснила мне, что компания прекратила практику штрафов. Осторожный человек здесь умолк бы, но Чэун придвинулась поближе и сказала, что считает штрафы в былых обстоятельствах оправданными: “Рабочие, если их не штрафовать, теряют осторожность, калечатся и потом требуют компенсации”. После разбирательства профсоюз провинции осудил практику штрафов и некоторые другие методы “Девяти драконов”, однако назвал компанию “довольно хорошей”. Это не слишком помогло: реакция Чэун и доклад завершили трансформацию ее образа. Чэун стала антигероем эпохи “дикого капитализма”.

Чем дольше я жил в Китае, тем сильнее мне казалось, что люди воспринимают экономический бум как поезд с ограниченным количеством мест. Для тех, кто вовремя занял кресло (потому что явился первым, или происходит из подходящей семьи, или дал взятку), прогресс оказался невообразимым. Все остальные были вправе гнаться за поездом так далеко и так быстро, как их несли ноги, но тем не менее видеть вдалеке лишь его хвост.

Разумеется, недовольство прорывалось наружу В 2005–2010 годах число забастовок и других ‘‘массовых происшествий”, согласно официальной статистике, удвоилось и достигло 180 тысяч в год (почти пятьсот случаев ежедневно). Двадцать четвертого июля 2009 года работники сталелитейного завода в провинции Цзилинь, опасаясь приостановки производства, напали на главного менеджера Чэнь Гуоцзюня, молодого выпускника вуза, и, не давая проехать врачам и милиции, забили его до смерти. Партия в подобных случаях нередко объявляет, что виноваты представители “масс, не знающих правды”. Но все чаще казалось, что проблема в самой “правде”. В некоторой степени гонка, старт которой дал Дэн Сяопин, была нечестна. Неравными были не только начальные условия: люди играли по разным правилам.

В январе 2010 года девятнадцатилетний Ма Сянцянь спрыгнул с крыши общежития завода “Фоксконн” – производителя “айфонов” и другой электроники. Он работал на конвейере семь ночей в неделю, одиннадцать часов подряд, пока его не понизили до чистильщика туалетов. В течение нескольких месяцев после смерти Ма самоубийство совершили еще тринадцать сотрудников “Фоксконн”.

Администрация “Фоксконн” установила сетки на крышах, увеличила зарплату, и самоубийства прекратились. Людям со стороны было легко винить в этом изматывающие условия труда, но это объяснение было не совсем верным. Когда к рабочим “Фоксконн” пригласили психологов, подтвердились предположения социологов, касающиеся нового среднего класса: первое поколение работников конвейера было благодарно уже за то, что им удалось вырваться с полей, однако нынешнее поколение имело перед глазами и более завидные примеры. Го Юйхуа, социолог из Университета Цинхуа, писал в 2012 году:

Какое ощущение царит сейчас в Китае? Думаю, многие скажут, что они разочарованы. Это чувство происходит от недостаточного улучшения жизни при быстром росте экономики. Разочарование также проистекает из несоответствия достижимого индивидом социального статуса идее “великой и могущественной нации”.

Я заметил, что китайцы еще видят в “Великом Гэтсби” аналогию с собственным положением, но теперь эта отсылка приобрела зловещий смысл. Исследование Майлза Корака “Кривая ‘Великого Гэтсби’” подтверждает, что показатель социальной мобильности в Китае – один из самых низких в мире. Китайский блогер, прочитав работу Корака, написал: “Сыновья крыс будут рыть ходы, не более… Рождение определяет класс”. “Гэтсби” уже не считали историей человека, всего добившегося самостоятельно. Блогер писал: “Банды делают что хотят, крестьяне бросают землю, устремляясь в большие города на побережье, село вымирает. Деньги заменяют мораль… Вот с чем сталкивается современный Китай”.

В апреле 2012 года мой телефон зажужжал: “Веб-сайтам не следует упоминать о подготовленном ООН ‘Докладе о счастье в мире’, где Китай оказался на 112-м месте”.

Я вернулся от Майкла в Пекин ясным зимним днем и решил прокатиться на велосипеде. Я проехал по проспекту Чанъань. Повернул направо, а после снова направился на север и миновал Отдел.

За годы, прошедшие с тех пор, как я впервые заметил это здание под нелепой крышей, поиск истины усилился, так что Отделу пришлось приноравливаться к обстоятельствам. Отдел помог партии выстоять во время финансового кризиса и заглушить голоса в поддержку “Арабской весны”. Партия упрятала за решетку Лю Сяобо и Ай Вэйвэя, осадила Хань Ханя, пожелавшего издавать собственный журнал. Даже правдоискательница Ху Шули – тот “дятел”, который хотел “помочь дереву расти прямо”, – перешла границы дозволенного. Главного цензора Лю Биньцзе той весной попросили оценить свою работу в предыдущие шесть лет. “Если говорить объективно, – ответил Лю, – она была выдающейся”.

Его уверенность меня удивила. В Китае государственные дела всегда держали в тайне от общества и раскрывали только задним числом. Теперь сделки, распри, грехи оказались на виду. Люди смогли сравнить, действительно ли ценности системы соответствуют их собственным. К 2012 году в Китае число пользователей интернета росло каждые две секунды – и все же вне Сети жила едва ли не половина населения страны. Прежде чем отправиться в тюрьму, Лю Сяобо напомнил: “Хартия-77” была составлена более чем за десятилетие до того, как политическая система изменилась в направлении, предсказанном диссидентами. По мнению Вацлава Гавела, ключевым в жизни под властью компартии было двоемыслие, диктуемое страхом, выгодой или тем и другим одновременно. Но в какой-то момент вести двойную жизнь становится невозможно.