Любовь - Рихард Давид Прехт Страница 67

Когда бабушка и дедушка поженились, у них не было никакого выбора. О браке сговорились их отцы, работавшие на железной дороге. Марихен сосватали за Вилли, благо, что разница в возрасте всего пять лет. Это подходяще. Они прожили вместе пятьдесят лет и никогда не вели разговоров о том, подходят ли они друг другу. Они ничего не искали и ничего не выбирали сами: ни любовь, ни работу, ни местожительство, ни врача, ни веру. Они не выбирали образ жизни и группу сверстников. Им не надо было искать телефонную компанию, они не пользовались услугами психотерапевта. Церковь находилась в их же деревне, особых притязаний не было. Один раз в четыре года бабушка и дедушка ставили крестики в избирательных бюллетенях с перерывом между 1933 и 1949 годами. Они знали, что есть Германия и Австрия, самое большое путешествие в своей жизни дедушка совершил во время войны, и никто не спрашивал, хочет ли он ехать в Польшу.

Когда поженились мои родители, у них уже было право выбора. Они знали жизнь, хотя и не очень глубоко. Поженились они рано — маме было в то время двадцать два года. Это было в конце 1950-х годов. Отцу не пришлось служить в армии, так как тогда за редким исключением служить было негде из-за отсутствия армии. Зато он мог учиться и стал дизайнером. В то время в Германии это была новая и редкая профессия. Страна богатела. Наступили 1960-е годы, и Освальд Колле просветил республику. Из обязательства секс превратился в произвольный выбор. Мои родители много путешествовали, они объездили всю Западную Европу, посетили Марокко и даже слетали в Южную Корею и во Вьетнам. Они пытались жить по-другому, не так, как их родители. Они вышли из церкви, приобрели недвижимость на окраине города, пережили возрастной кризис. Они купили спутниковую антенну для приема третьей программы телевидения и сами выбрали телевизионную компанию.

Когда я оканчивал школу, в Германии появились первые видеомагнитофоны. Шел 1984 год. Телефоны были еще со шнуром и принадлежали почтовому ведомству. Страна стала еще богаче. Был переизбыток учеников, перспективы найти работу ухудшились даже для тех, кто получил образование и профессиональную подготовку. Я мог свободно выбирать место учебы, а вскоре смог выбирать и любую из десяти телевизионных программ. Я мог путешествовать куда хочу и в 1990-е годы побывал даже на востоке. Мне пришлось учиться, чтобы уметь обращаться с компьютером. Я мог сам выбирать любовь, профессию, врача, веру, образ жизни, телефонную компанию, общество, группу сверстников и психотерапевта, если бы таковой мне понадобился. Я был свободен, но первые седые волосы появились у меня довольно рано. Сила солнцезащитного крема возросла в десять раз. Климатическая катастрофа стала явью. В газетах и книгах можно прочитать, что экологический крах неминуем. По телевидению нам твердят о перенаселении, миграции и войнах за природные ресурсы, сопровождая рассказы страшными картинками. Но в нашем реальном мире мы не видим ничего подобного. Людям надо все больше и больше: они хотят максимума любви и секса, им нужно счастье и здоровье. Они хотят повышений по службе, хотят быть стройными и никогда не стареть.

Мы лишились нормальных биографий, какие проживали наши бабушки и дедушки, наши биографии стали биографиями выбора, а лучше сказать «любительскими». Мы выбираем из растущего числа возможностей и мы должны выбирать. Мы вынуждены сами себя реализовать, ибо без этой «самореализации», очевидно, у нас вообще ничего не выйдет. Но реализоваться — это значит не что иное, как выбор из наличных возможностей. Тот, у кого нет выбора, не может реализоваться. Тот, кому, напротив, приходится реализоваться, не может пренебрегать выбором. Прекрасный призыв «Будь самим собой!» таит в себе мрачную и глухую угрозу. Что будет, если мне это не удастся?

Так же и от любви мы сегодня ждем максимум возможного — для нас это большая ценность. В наших отношениях мы все больше и больше ищем социальное содержание. Но еще больше мы ищем идеальную возможность для самореализации — мы ищем ее в романтической любви.

Романтика — это идея возможности поймать изменчивый призрак влюбленности и привязать его к любви, чтобы этот призрак вечно освещал нарисованный нами самими нетленный образ. В подобном представлении нет ничего нового. Вероятно, оно существовало в похожих формах у древних греков и в эпоху Возрождения и — по меньшей мере как отвлеченная идея — в придворной культуре Средневековья. Эта идея, как уже было сказано, не держалась в обществе непрерывно, во всяком случае, наши дедушки, должно быть, редко о ней слышали. Но нет никакого сомнения в том, что сегодня именно идея романтической любви стала господствующим представлением, по крайней мере в благополучных государствах западного мира и во многих других странах. Уникальность в отличие от прошлых эпох заключается в массовом характере идеи. Чем бы ни была романтика в представлениях людей прежних эпох, она ни в коем случае не предназначалась для простого народа. Романтика никогда не была реалистическим ожиданием простых смертных. Она была художественной фантазией господствующей касты, страстью избранных.

Сегодня, напротив, романтика стала всеобщим притязанием. Во всех слоях населения, если говорят о любви, то говорят о страсти и понимании, волнении и защищенности. Добро бы такой человек лишь вздыхал, жалуясь на отсутствие того или иного из перечисленных качеств у партнера. Наше общество располагает не только беспримерным благосостоянием и таким же уникальным уровнем образования. Оно также предъявляет беспримерные притязания на право обладать счастьем по своему выбору. Ради этого оно преодолевает пространство и время, пользуясь автомобилями, поездами, самолетами, интернетом и мобильными телефонами.

Собственно, несмотря на то, что распределение богатства неравномерно и пропасть между богатыми и бедными становится все шире и глубже, невзирая на то, что при взгляде на низшие слои населения возникает впечатление «катастрофы образования», все наше общество буквально пропитано притязаниями на любовь и счастье. Это притязание предстает сегодня пока еще в разных формах. Культура «Секса в большом городе» в столицах отличается от культуры «Крестьянин ищет женщину» где-нибудь во Фрисландии или Верхнем Пфальце, но всеобщность притязаний на любовь при этом никем не оспаривается.

В этом массовом спросе погиб мятежный дух. Сегодня романтическая любовь не ниспровергает основы и не выступает против традиций. Напротив, она и есть выражение и подтверждение традиции. В XVIII и XIX веках романтическая любовь была революционной, ибо ставила страсть выше классовых привилегий. В любви все должно решаться не устройством общества, а свободным выбором чувств. По-иному обстоит дело в неоромантике движения 1968 года. Здесь речь шла не столько о классовом противостоянии, сколько о революционном вызове мелкобуржуазной морали. Сегодня такие провокации невозможны, ибо в них уже нет ничего подрывающего основы, и это добрый знак. Сегодня общество приняло притязание на душевное и телесное самоопределение в любви. То, что романтики выражали в литературе, неоромантики — в эффектных зрелищах, стало привычным элементом обыденной жизни.