Наш дикий зов. Как общение с животными может спасти их и изменить нашу жизнь - Ричард Лоув Страница 64

«Это бродячая слониха, – объяснил он. – Она убила дрессировщика в другом зоопарке».

Нелегко быть бродячим слоном. Как пишет в своей книге Elephant Memories (Мемуары слонов), Синтия Мосс, изучавшая слонов в Национальном парке Амбосели в Кении, «иногда слону трудно не наступить на кого-нибудь или не задавить его, но он всегда быстро сворачивает или отступает, чтобы избежать этого». Что это, толстокожая вежливость? Скорее всего, нет. Во-первых, слоны – травоядные, и им никогда не было нужно поймать и съесть нас. Но атмосфера подчинения, господствующая в зоопарках, раздражает их, и они затаивают злобу.

Под руководством Уильямсона зоопарк Финикса взял за правило принимать животных, отвергнутых другими зоопарками. Это уже второй слон-убийца, которого принял этот зоопарк. Слониха была отделена от других слонов, потому что по отношению к ним она тоже проявляла жестокость. Несколько мгновений мы наблюдали за слонихой, которая раскачивалась, подпрыгивала и таращилась на нас. Это были неприятные минуты, как для нас, так и для самой слонихи. Затем мы вышли под слепящее солнце пустыни.

Зоопарки – контролируемая среда совместного существования людей и животных. Уильямсон рассматривает их как лабораторию и метафору для описания городов, которые их содержат. Находясь у руля Аризонского Зоологического общества и зоопарка Финикса, Уильямсон был полон решимости помочь животным вести максимально естественную – или, по крайней мере, максимально комфортную – жизнь. Идя по территории зоопарка, мы видели игрушки для обогащения игр – мячи, которые нужно катать, веревки, которые нужно тянуть, коробки, которые нужно переставлять и поднимать. Такие игрушки существуют для того, чтобы животные не умирали от скуки.

На детских площадках такие игрушки называются игрушками с разделяемыми частями. Их создание опирается на теорию, что чем больше отдельных частей у игрушки, тем более творческой становится сама игра. «Таких игрушек на детских площадок должно быть как можно больше,» – говорит Уильямсон.

Уильямсон считает, что «зоопарки должны исчезнуть». Именно это он сказал Эндрю Россу, автору книги «Птица в пламени», посвященной городскому району Финикса. Уильямсон называет зоопарки продолжением «европейской и азиатской культурно-элитарной модели дикой природы как формы развлечения». По его словам, эта модель устарела и вредна для окружающей среды. Он описывает Финикс как организм, который выбрал иной способ поведения – чуждый тем биологическим системам, где зоопарки иррациональны. И он превратил свой зоопарк в убежище для отверженных. Он создал программу, в которой люди всех возрастов могут прийти в зоопарк, чтобы ухаживать за ранеными животными и формировать отношения с ними, по сути, чтобы любить их. В зоопарке также реализуются программы, более широко интегрирующие детей и их семьи в мир природы, включая семейный клуб, с помощью которого несколько семей могли бы объединиться и отправиться в поход, или принять участие в других приключениях на открытом воздухе в окрестностях Финикса. Как и большинство из нас, Уильямсон – непоследовательный человек. Ему может не нравиться сама идея зоопарков, но он любит обитающих в них животных. И достаточно неоднозначно относится к своему собственному виду.

Зоопарки значительно изменились с тех времен, когда там выставляли как можно больше животных в рядах пустых клеток. Но некоторые изменения – это лишь иллюзия. Буквально. В знаменитом зоопарке Сан-Диего маленькие африканские антилопы-прыгуны живут в вольере, где в точности воспроизведен горный скальный выступ. Эти скалы сделаны из бетона, укрепленного поверх металлического каркаса. Трубы змеятся вверх по камням, завершаясь оросительными головками. На этих камнях антилопы-прыгуны, копыта которых направлены вниз, как пальцы ног балерин, могут вспрыгивать на три-пять метров вверх. Гориллы, которые некогда сидели на покрытом фекалиями голом бетоне, окруженном заборами, теперь живут в большом вольере, где создана обстановка, напоминающая их природную среду обитания. Они сливаются с ней и делают то, к чему привыкли – и, как следствие, реже бросают куски предметов, оказавшихся у них под рукой, в посетителей.

На новых демонстрационных площадках распылители создают иллюзию тумана, аудиозаписи имитируют звуки насекомых и птичьих криков. Зоопарки научились варьировать температуру, имитировать осадки и менять влажность. В особо высокотехнологичных зоопарках повсюду используют невидимые барьеры. В некоторых зоопарках передвижение змей ограничивается холодными барьерными полосами, куда эти холоднокровные животные стараются не заползать. Несколько лет назад один зоолог-садовод поделился своим образом будущего: вместо того, чтобы прокладывать маршруты автобусов через весь зоопарк, создать реку, подобную круизу по джунглям Диснейленда, чтобы люди могли сплавляться на лодках вниз по реке, где из воды поднимались бы настоящие, а не роботизированные крокодилы, отделенные от посетителей невидимыми звуковыми барьерами. Интересно, эти звуковые барьеры и другие невидимые пограничные стены действительно более гуманны для животных или они просто заставляют людей чувствовать себя лучше, видя животных в неволе? Во всяком случае, зоопарки постепенно превращаются в биосферы. Некто, запертый в зоопарке, может прожить некоторое время на плодоносящих бананах, горилловой траве, инжире, диком сельдерее – все это съедобно для животных.

В зоопарках также практикуется контроль за настроением человека. Например, увеличение числа отрицательных ионов, высвобождаемых этими распылителями тумана на Тигриной реке зоопарка Сан-Диего, улучшает настроение, ведь воздух там насыщен кислородом больше, чем во многих окружающих городах. Большинство людей также считает, что извилистая «река» улучшает настроение. Малазийские тапиры, молочные аисты и другие животные живут вдоль реки на травянистых склонах холмов рядом с водопадами, бассейнами и валунами. Какими бы искусственными ни были эти конструкции, они все же лучше, чем клетки, которые они заменили.

У зоопарков всегда будут критики, которые утверждают, что независимо от того, насколько эффективными являются спонсируемые зоопарками программы сохранения видов, зоопарки как учреждения остаются в корне ущербными, потому что там животные содержатся, разводятся и используются для развлечения, основанного на прибыли.

Нкрума Фрейзер, мой друг, выросший на ферме в сельском регионе у реки Миссисипи, ценит зоопарки. Нкрума работал в Outdoor Afro – организации, занимающейся увеличением программ отдыха на свежем воздухе для афроамериканцев, он также основал две некоммерческие организации для увеличения связи молодежи с природой – «Походы по Америке» и «Семейный природный клуб Южной Миссисипи». Однажды я спросил его об истоках его любви к природе.

«Когда я был мальчиком, у нас всегда была минимум одна собака и сто голов скота, – сказал он. – Мы регулярно охотились и ловили рыбу, но делали это только для пропитания, а не для развлечения. За это время я научился уважать животных, но я видел в наших домашних животных собственность, а в диких животных – ресурс, который можно использовать». Нкрума сказал, что во время учебы в колледже на биолога, а потом в департаменте охраны океана, его учили, что животные действуют механически, руководствуясь только инстинктами для управления своими ресурсами и энергией. «Только когда я начал работать смотрителем животных в зоопарке, у меня появилось более глубокое уважение к животным».