Дао Блаженств - Александр Матяш Страница 61

Д: Они – это кто?

А: Авторы книги.

Д: Они знали правду?

А: Правду знал Иов. Это то, что я могу сказать точно. Иов и Господь. А для нас, как впрочем, и для упомянутых авторов, важно не столько знать правду, сколько всем сердцем стремиться постичь ее. И посмотрите, как меняется отношение к Богу (не сам Господь – я не думаю, что Он как-то эволюционировал, как это предполагает Юнг) – оно меняется настолько, что меняется и сам Господь – не сам по себе, конечно, а в нашем восприятии. Вот теперь становится понятным смысл фразы о том, что в результате развития нашего отношения к Господу и сам Господь может меняться. Изменения претерпевает не просто наше отношение – появляется этот нуминозный сверхчеловеческий опыт, он привносится в нас. Переживая его, мы совершенно по-другому – уже не со своей человеческой, маленькой и ограниченной, точки зрения – видим дела Господни. В том числе и несоблюдение Господом однобокой, слишком человеческой, как сказал бы Ницше, морали ветхозаветной традиции, под влиянием которой сформировалось мировосприятие не только Иова, но и многочисленных поколений правоверных иудеев, скрупулезно исполнявших все обряды и тем не менее не получавших взамен сказочных богатств, но вынужденных в то же время с огорчением наблюдать, как богатеют их соседи. В новозаветной традиции эта «отстраненность Господа» полностью переосмысляется. Она начинает восприниматься не как проявление Божественной несправедливости, а как проявление Божественной любви. Бог Ветхого Завета прежде всего должен был быть справедливым Богом – если Его атрибутом и была любовь, то на втором месте. И Его справедливость требовала соблюдения многочисленных заповедей, но, требуя этого, она автоматически не давала взамен того, что, по представлениям иудеев, должна была бы давать [37]. Непостижимо-несоответствующее человеческим представлениям о Божественной справедливости отношение Бога к праведным и неправедным, злодеям и святым наполняется принципиально иным значением. Оказывается, что Господь так действует вовсе не из своих Божественных и непонятных простым смертным мотивов справедливости – Он действует так из любви. И это полностью меняет всю концепцию отношения к Богу. Действительно, Бог становится другим. Почему Господь посылает дождь в том числе и неправедным? За что Ему любить неправедных, говорящих: «Отойди от нас, не хотим мы знать путей Твоих»? почему Он продолжает их любить?

У: Пока человек жив, у него всегда есть шанс измениться.

А: Да, в том числе. Совершенно верно. Потому что пока человек жив, у него есть шанс отказаться от своих взглядов. А еще Господь любит нас, потому что внутри каждого из нас Он видит частичку своего собственного Божественного огня – того самого огня, который Он в Иове раздул в бушующее пламя, в результате которого от его эго остался только прах и пепел. Иов отрекался и раскаивался в пепле, оставшемся от его сгоревшего эго.

И еще один важный момент. Справедливость ветхозаветного Господа была той справедливостью, которая служила примером всем правоверным иудеям: врагов надо уничтожать так же, как Господь справедливо их уничтожает. А вот Господь Нового Завета – это Господь любящий. Мы должны с Него, с любящего Господа, брать пример – не кровожадной справедливости Ветхого Завета, а равно изливающейся на всех любви. И точно так же, как Господь посылает дождь на праведных и неправедных, мы должны любить и праведных и неправедных.

Сорок пятый стих пятой главы Евангелия от Матфея – это одно из самых глубоких мест в Евангелии. В своей глубинной основе он приближает христианство к буддизму. Если бы христианство и буддизм начали движение навстречу друг другу, то со стороны христианства этот путь начался бы именно с 45-го стиха. Самое главное, что сближает в нем христианство с буддизмом – это то, что Бог Отец лишается своего ветхозаветного, индивидуального, личностного характера. Преображается Его нрав, я бы даже сказал, норов, демонстрируемый Им в Ветхом Завете: на каждой странице – то кровь, то агрессия, то злоба… Бог Отец утрачивает в этом стихе черты индивидуальности, по крайней мере, человеческой. Последующее христианство не смогло остаться верным этому аспекту, и в дальнейшем в христианстве Бог снова стал индивидуальностью.

Чтобы понять, что я имею в виду, надо вспомнить Франческу Фримантл [38]. Она говорит, что если в буддизме и есть Бог, то это пространство. И у этого пространства ровное отношение ко всем живым существам.

Д: Подожди, Саш. Здесь какое-то противоречие. Ты говоришь, что здесь Бог лишается индивидуальных черт и…

У: Даша, здесь есть то, в чем христианство могло бы сомкнуться с буддизмом, и то, от чего оно впоследствии уходит.

Д: Теперь понятно.

У: То есть завет Христа был нарушен?

А: И да, и нет. Да – Господь готов полюбить всех. Нет – Он относится избирательно по отношению к тем, кто крещеный, например, и кто некрещеный.

Д: Такая непоследовательность…

А: Такая избирательность. Да – Он может отнестись к нам по-отечески, но для этого мы должны принять православие или католичество.

Д: А как в буддизме?

А: В буддизме самое главное – это опыт. Если этот опыт получен учеником в рамках другой школы, то буддистский Учитель поймет это, просто глядя в глаза ученика, и его не будет интересовать ни к какой конфессии тот принадлежит, ни у кого он обучался, ни в каких отношениях состоят их школы – все это его интересовать не будет, в отличие от церковных иерархов. Я вам скажу больше: например, Игнатий Брянчанинов одному из своих корреспондентов пишет: «Напрасно ж, ошибочно вы думаете и говорите, что добрые люди между язычниками и магометанами спасутся, то есть вступят в общение с Богом!» [39]И хотя у официальной церкви нет такой однозначной позиции (видимо, в силу опасений, что, заняв такую позицию, церковь может оттолкнуть от себя многих потенциальных верующих), тем не менее, как видим, один из столпов православия весьма недвусмысленно и категорически высказывался по этому поводу.

У: То есть идеологические моменты у него оказываются важнее духовного опыта?

А: Да. Совершенно верно, и не только у него. Это весьма распространенная точка зрения у последователей православия. Хотя справедливости ради надо сказать, что не все батюшки разделяют такой экстремизм по отношению к инаковерующим: это, конечно, перегибы.