Мед и яд любви - Юрий Рюриков Страница 60

А с кем совместимы меланхолики? Меня, конечно, привлекают сангвиники, но я чувствую себя неуместной рядом с ними». (Ленинград, центральный лекторий «Знание», июнь, 1981.)

«Извините, что спрашиваю второй раз. (Записка пришла назавтра, на следующей встрече цикла.) Так насколько же совместимы меланхолик и сангвиник? Ведь их разъединяет очень многое.

1) Один — ярко выраженный экстраверт, настроен на других людей и общение. Другой интроверт, углублен в себя. Вряд ли сангвиника будет устраивать постоянная пассивность, слабая эмоциональность меланхолика. Это скажется на отношении к свободному времени — одному подай веселую компанию, другому — уединение.

2) Один жизнерадостен, другой уныл.

3) Разная степень чувства собственного достоинства. Мне кажется, не бывает меланхолика без чувства собственного достоинства.

А как же самоуважение? Думаю, тут нередка даже зависть со стороны меланхолика.

4) От сангвиника постоянства и вообще-то не особенно жди, а тем более по отношению к апатичному, однообразному меланхолику, так как у сангвиника постоянная потребность в новизне впечатлений.

Правда, на 90 процентов это всего лишь мои теории, и не знаю, верны ли они. Прочла когда-то в «Болгарской женщине»: «Иногда остаются одинокими люди, которые не умеют общаться. Они страдают малодушием и чувством неполноценности, что может оттолкнуть даже самого жизнерадостного человека».

По-моему, это как раз о меланхолике и сангвинике». (Ленинград, «Знание», июнь, 1981.)

Для большинства из нас человеческая психология — темный лес, и мы знаем о ней, как городские дети о лесе: чуть-чуть про опушку, а дальше — сказочные полуистины…

В особом ходу у нас два психологических мифа: во-первых, что меланхолик — это слабый и неполноценный тип; во-вторых, что темперамент — это диктатор человека, и человек такой, какой у него темперамент. Но темперамент — это только часть нашей личности, только один из наших двигателей, а нами правит союз нескольких двигателей. И меланхолик — вовсе не слабый и не неполноценный темперамент.

Вообще термины «сильный» и «слабый» темперамент, «сильный» и «слабый» нервный тип, по-моему, неточны. Они говорят вовсе не о силе нервной системы, а о ее выносливости, о том, способна она или нет на долгие напряжения. (Впрочем, об этом чуть позже.)

А главное — они как бы признают одни темпераменты высшими, а другие низшими, как бы вводят в саму природу человека глубокое неравенство. Но каждый темперамент в чем-то сильнее, в чем-то слабее других, каждый имеет уникальные, неповторимые преимущества. Это простейшая, азбучная основа в понимании темперамента, но она, как и всякая простейшая основа, лежит в скрытой глубине, и поэтому увидеть ее нелегко.

У меланхолика, например, обостренная чувствительность нервов, и он слышит такие шелесты жизни, какие просто недоступны другим людям. У него в психике есть как бы дополнительный диапазон, который принимает почти неосязаемые микрожурчания жизни. Он как бы ощущает «эмоциональные ультразвуки» жизни, как бы видит ее психологические «инфракрасные лучи», которых не видят другие. Кроме того, у человека со слабым темпераментом может быть и твердый характер, нормальная воля, а у человека с сильным темпераментом — безвольный, слабый характер.

Мнение, что меланхолик — слабый темперамент, родилось в силовой культуре XX века, где главным было действие, терпение, воля, а ощущения, чувства, психология как бы стояли на задворках. Нынешние перемены в человеке круто поднимают роль тонких струн души, начинают уравнивать их с силовыми струнами.

Рождается новая психологическая культура, и она меняет все наше отношение к темпераментам, весь строй психологических ценностей. Один из девизов этой культуры — у слабых есть такая сила, какой нет у сильных. Чувствительность нервов — новая сила нашей будничной психологии, и она ценна не меньше, чем стойкость и выносливость нервов.

Повышенная тяга к полутонам и оттенкам, влечение к микропсихологии — крупное преимущество меланхоликов. Их ранимость, хрупкость — слабое место их нервов, — несет в себе и неоценимые достоинства. Меланхолики глубже других, обнаженнее знают, что такое боль, горе — и от этого больше тянутся к доброте, мягкости, они проникновеннее, оголенными нервами понимают других, больше склонны к эгоальтруизму (впрочем, еще больше — до самоумаления — к альтруизму).

У женщины меланхолического темперамента может быть особая женственность: не слепящая и жгучая, как у сангвиничек и холеричек, а мягкая, притененная, полная уступчивой нежности.

И в материнстве, в детском воспитании у меланхоликов есть свои преимущества (и, конечно, свои минусы). Они обостреннее, чувствительнее — незаживающей памятью нервов — помнят боли своего детства, и от этого причиняют своим детям меньше боли.

Такие люди могут быть не только самыми мирными мужьями и женами, не только самыми мягкими воспитателями малышей. Среди меланхоликов много художественных натур, много великих артистов, музыкантов, поэтов-лириков. (Психологи говорят, что меланхоликами были Гоголь, Мюссе и Чайковский, что черты меланхолического темперамента были у Комиссаржевской, Достоевского, Чехова…) Для психологического прогресса человечества, для людской совести меланхолики дают очень много, может быть, даже больше других: это, возможно, самый чувствительный барометр человечества.

Да, неприятные ощущения больнее отпечатываются в них, чем приятные. Их нервный склад больше предназначен для гармонии с миром, они как бы люди утопии, люди спокойной доброй жизни: в такой жизни расцветают их лучшие свойства и стушевываются худшие. И если наступит более благоприятное будущее, меланхолики будут давать для человечества гораздо больше, чем дают сейчас; может быть, они даже станут одними из законодателей гуманной человеческой психологии.

Но расцвету их лучших свойств очень мешает чувство неполноценности. Как паутина, оно насквозь прорастает душу, пронизывает всю ее своими клейкими нитями. Из-за сниженной нервной выносливости меланхолики больше других склонны к такому чувству. Они часто видят себя сквозь двойную темную оптику, и от этого преувеличивают вред своих слабых мест, считают именно их виновниками своих бед, хотя у этих бед могут быть и другие виновники.

«Лично у меня жизнь сложилась неважно, не находим общего языка с мужем, не понимаем друг друга, хотя живем 10-й год. Он относится по своему характеру к сангвиникам, я же считаю себя меланхоликом, и, очевидно, у нас несовместимость характеров. Я много читаю, анализирую, сравниваю, стараюсь найти общий язык, но это никак мне не удается.

Конечно, сказывается образование, у него 5 классов всего, работает шофером, а у меня техникум, работаю бухгалтером. И еще он потерял доверие у меня, так как стал неверен, а раз потерял доверие, трудно наладить жизнь». (Тамара Игнатьевна К., Железноводск, октябрь, 1976.)

Судя по письму, несовместимость родилась у мужа и жены не от несовместимости темпераментов. Можно предположить, что первая причина их расхождений — это несходство их душ, интересов, запросов, которое рождено их разным образованием. Низкое образование часто обрывает на полдороге нормальное возвышение души, мешает вживлению в нее человечных интересов, глубоких запросов.