Как мы принимаем решения - Джона Лерер Страница 55

Однако пережитое в детстве насилие меняло все. Дети, ставшие его жертвами, не знали, как реагировать на расстроенного товарища. Изредка они они пытались проявить сочувствие, которое, впрочем, часто перерастало в агрессию, если другой ребенок не переставал плакать. Вот, например, описание поведения Мартина — мальчика двух с половиной лет, пережившего насилие в семье: «Мартин… попытался взять плачущую девочку за руку, а когда она начала сопротивляться, ударил ее ладонью по руке. Затем он отвернулся от нее и, глядя в пол, начал очень решительно повторять: «Прекрати! Прекрати!» — причем каждый раз он произносил это немного быстрее и громче. Он гладил девочку по спине, но, когда его движения начали ее беспокоить, он отступил и, оскалившись, стал на нее шипеть. Затем он снова начал гладить ее по спине, потом поглаживания превратились в удары, и он продолжил бить девочку, несмотря на ее крики». Даже когда Мартин хотел помочь, он в результате только ухудшал ситуацию. Пережившая насилие двухлетняя Кейт продемонстрировала похожую модель поведения. Сначала она с нежностью отнеслась к расстроенному ребенку и начала ласково гладить его по спине. «Однако скоро ее движения стали очень грубыми, — писали исследователи, — и она начала с силой его колотить. Она продолжала бить его, пока он не отполз в сторону». Так как Кейт и Мартин не могли понять чувства других людей, мир человеческих взаимодействий был для них недостижим.

Этим пережившим насилие детям не хватало воспитания в области чувств. Так как они не испытывали по отношению к себе нежных эмоций, которых мозг изначально ожидает, это оставило на их душах невидимые шрамы. Дело не в том, что эти дети были жестокими или черствыми сознательно. У них просто не было шаблонов мозговой активности, которые обычно направляют наши нравственные решения. В результате они реагировали на расстроенного ребенка точно так же, как их жестокие родители реагировали на их собственные огорчения — угрозами и насилием.

Однако эти трагические примеры являются исключениями из правила. Мы созданы таким образом, чтобы чувствовать боль друг друга, так что мы ужасно расстраиваемся, когда причиняем боль другим или совершаем нравственные проступки. Сочувствие — один из наиболее базовых человеческих инстинктов, и именно поэтому эволюция уделила так много внимания зеркальным нейронам, веретенообразной извилине и всем остальным участкам мозга, которые позволяют нам создавать теории относительно того, что происходит в головах других людей. Если человека любили в детстве и он не страдает от каких-либо дефектов развития, его мозг будет легко отвергать насилие, делать справедливые предложения и пытаться успокоить плачущего ребенка. Эволюция запрограммировала нас так, чтобы мы заботились друг о друге.

Рассмотрим такой показательный пример: шестерых макак-резусов научили тянуть за разные цепочки для получения пищи. Если они тянули за одну цепочку, то получали большое количество своей любимой еды. Если они тянули за другую цепочку, они получали меньшее количество менее соблазнительной еды. Как вы, наверное, догадались, обезьяны быстро научились тянуть за ту цепочку, которая давала им больше желаемой пищи. Они максимально увеличили награду.

Через несколько недель такой счастливой жизни одна из шести обезьян проголодалась и решила потянуть за цепочку. И тогда случилось нечто ужасное: совершенно посторонняя обезьяна, сидящая в другой клетке, получила болезненный удар током. Все шестеро обезьян видели, как это произошло. Они слышали ужасный крик. Они смотрели, как обезьяна гримасничает и съеживается от страха. Изменение в их поведении произошло мгновенно. Четыре обезьяны решили перестать тянуть за цепочку, приносящую больше еды. Они были готовы согласиться на меньшее количество пищи, лишь бы другой обезьяне не было больно. Пятая обезьяна на протяжении пяти дней не тянула ни за одну из цепочек, а шестая обезьяна не тянула за них двенадцать дней. Они голодали, чтобы совершенно незнакомой обезьяне не пришлось страдать.