Страх. Как бросить вызов своим фобиям и победить - Ева Холланд Страница 53

Утрата контроля лежала в основе всех моих проблем с вождением: я замирала от ужаса при воспоминании о том, как шины теряют сцепление с поверхностью дороги. Огромная доля приступов паники, вызванных страхом высоты, тоже была связана с мыслью о том, что я могу поскользнуться: что ноги не удержат меня на замерзшем ручье или на крутом склоне, что меня собьет с ног ветер, что я потеряю равновесие и перевалюсь через перила (как на куполе собора во Флоренции). Но жизнь или смерть мамы никогда и не была под моим контролем.

Я размышляла о своей решимости, о необъяснимом бегстве моей подруги от неизвестной опасности на той велосипедной дорожке, о тех случаях, когда сама начинала действовать. Я вспомнила о своем состоянии относительного безразличия в перевернувшемся внедорожнике, как в конечном итоге моя уверенность в том, что все будет хорошо, что я контролирую ситуацию, через несколько мгновений защитила сознание от травмы, нанесенной аварией. Готовность действовать – пусть даже иллюзия этой готовности – была, по-видимому, одним из возможных способов лечения страха.

Но даже иллюзорное чувство контроля доступно нам не всегда. Возможно, помимо контроля есть еще одна вещь, к которой нужно стремиться, – это принятие. Принятие того, что страх существует, хорошо это или плохо. Что иногда он даже может доставлять удовольствие. По-видимому, эти уроки должны были помочь мне жить дальше.

Теперь, через три года после того, как я вступила на путь противостояния своим страхам и попыток пересмотреть отношения с ними, наступило время подвести итоги: что мне удалось сделать?

Страх вождения, результат череды аварий, которые нанесли мне травму, полностью исчез. Я освободилась от груза этих ужасных воспоминаний и снова могу наслаждаться дальней дорогой. Страх утраты, маминой смерти, который годами меня преследовал и угрожал превратиться во всепоглощающий страх смерти других близких, уменьшился (по крайней мере, до какой-то степени) благодаря тому, что я теперь по-новому оцениваю собственную сопротивляемость. Да, в будущем меня еще ждет горе и печаль, но теперь я к этому больше готова. Ужас в этой области почти исчез.

Теперь о страхе высоты, в связи с которым вопрос оставался открытым значительно дольше. Подозреваю, что Мерел Киндт успешно избавила меня от этой фобии или, по крайней мере, от страха находиться в открытом пространстве, как это было на лестнице пожарной машины и на навесной переправе. Но я до сих пор не знаю, в какой степени это касается крутых открытых склонов или высокой мачты парусника. Думаю, что в таких ситуациях старый страх не совсем исчез.

Но, перебирая воспоминания в поиске самых страшных моментов, я кое-что осознала. Когда я восстанавливала хронологию событий, заново проигрывала ситуации в памяти, то обратила внимание, что самые серьезные приступы паники (за исключением случая на «Стандартном») произошли очень и очень давно. Кроме того, они случались очень редко, можно было даже что-то пропустить при попытке все перечислить. И все они (за исключением этого одного) случились до того, как я начала свою борьбу со страхом. И мне подумалось, что, возможно, я боялась возвращения того, что и так вряд ли вернулось бы.

Потому что в случае на «Стандартном» есть кое-что особенное. Как напомнила мне попутчица на арктическом круизном лайнере, в то время я была сама не своя. Я была измучена горем и изоляцией, представляла собой более хрупкую, ранимую версию Евы. И травма, нанесенная двумя последними авариями (я два раза перевернулась в машине, один случай за другим, той долгой зимой, когда горевала о маме), осложнилась печалью, гневом и утратой.

Внезапно все оказалось взаимосвязанным, и от этого жизнь, более свободная от страха, показалась мне намного более возможной. Если отложить в сторону «Стандартный», пометив его звездочкой, уже почти десять лет я не переживала настоящих приступов страха высоты. И все это время я забиралась значительно выше, чем места, вызывавшие мои давние потери самообладания. И я подумала, что если теперь мой страх менее силен, чем представлялось, то в будущем он будет иметь надо мной меньше власти, чем я позволяла ему в прошлом.

И все же возможно и даже вероятно, что я буду ощущать дискомфорт на открытых высотах. Но с дискомфортом, а не с обездвиживающей, смертельно опасной паникой можно справиться. С этой вероятностью можно жить. Можно жить и с вероятностью того, что с возрастом обнаружатся другие страхи. Теперь у меня есть новые инструменты и новое понимание. Я меньше боюсь самого страха.

До недавнего времени я не знала о том, что в детстве папа боялся высоты. Не очень много я знаю и о том, чего боялась мама. Единственное, что могу вспомнить – как она говорила, что боится за меня и сожалеет, что не стала мне хорошей матерью.

В целом она не была особенно тревожной матерью – никогда не стояла над душой, не старалась оберегать меня от всяческих неприятностей жизни. Но время от времени ее охватывал сильнейший и какой-то особенный и странный страх за мою безопасность. Она боялась, когда в последний школьный год я отправилась на весенние каникулы в Мексику (в этой поездке спиртное не возбранялось), что меня затопчут насмерть, если в клубе случится пожар, и заставила меня торжественно пообещать, что, как только приеду, сразу же узнаю, где там выходы, и составлю план спасения. Через несколько лет, во время моей поездки в Дувр (на каникулах в университете в Англии), ей приснился кошмар, что я свалилась со знаменитых белых скал, и утром она никак не могла отделаться от этой мысли. Я получила по электронной почте паническое письмо, в котором она просила меня ответить немедленно.

И все же, хотя она не казалась особенно пугливым человеком, часто я беспокоилась о том, чтобы ее не напугать. Ее печаль я расценивала как уязвимость, тогда я еще не понимала глубину ее силы и сопротивляемости. Я убеждала себя, что есть вещи, которые я не должна делать, тропы, по которым мне нельзя ходить, жизни, которые я не могу прожить, потому что это слишком испугает маму. Я не хотела ее терроризировать. А теперь я спрашивала себя, до какой степени я использовала эту заботу о ней как маскировку собственных страхов, стремление прожить более безопасную, спокойную, замкнутую жизнь.

Теперь я знаю, что не нужно делать свой мир меньше, нельзя позволить страху сузить границы жизни, которой живешь. Но знаю я и то, что не нужно стараться, заставлять себя, доказывать себе что-то. Не нужно становиться скалолазом, если тебе не нравится карабкаться на скалы, даже если это больше не пугает тебя так, как раньше. Можно искать острые ощущения, справляться с приступами страха, а можно остаться дома и почитать хорошую книгу. Может быть, когда-нибудь я снова поеду во Флоренцию, может быть, снова попытаюсь научиться управлять парусом.

Но, если этого не случится, это не потому, что меня остановит страх. Если я не поднимусь снова на Дуомо, то потому, что в мире есть еще много интересных занятий и красивых мест. Время мое не бесконечно – и теперь я могу принять это (почти!) без страха.