Мифы воспитания. Наука против интуиции - Эшли Мерримен Страница 51

Если девятимесячный ребенок знает всего лишь одно слово, это не страшно. При правильной работе с ребенком он через пару месяцев выучит еще полсотни. К двухлетнему возрасту он будет произносить 320 слов, еще через пару месяцев — 570. И пошло-поехало. К трем годам он будет говорить полными предложениями, а еще через год его словарный запас может превышать 10 000 слов.

Одно дело — читать о технологиях обучения по Голдштейну и Шваде, совсем другое — увидеть, как они работают. Такая возможность представилась Эшли сразу после нашего возвращения из Корнелльского университета, когда она увиделась со своими лучшими друзьями Гленном и Бонни Саммер и их годовалой дочкой Дженной. Они решили вместе пообедать. Эшли привезла Дженне в подарок маленькую толстовку с логотипом университета. Во время обеда Эшли решила попробовать на Дженне методы обучения, о которых там говорили.

Каждый раз, когда Дженни смотрела на что-то, Эшли произносила название предмета. «Это вентилятор», — объясняла Эшли после того, как Дженна подняла глаза на потолок. «Телефон», — говорила она, когда взгляд Дженни остановился на звонящем аппарате на стене пиццерии. После каждого лепетания Дженни Эшли нежно прикасалась к ней или произносила ласковое слово. Она четко определяла разные уровни детского лепета. Дженни повернулась к матери и постучала кончиками пальцев друг о друга, то есть сделала жест, означающий «еще». Она хотела попросить еще один кусочек нектарина.

Бонни сказала: «Представляешь, этому жесту ее научил один из наших знакомых. Она его запомнила и не хочет говорить „еще“. Раньше она пыталась произносить это слово, но сейчас показывает только жест. Кошмар».

Эшли ощутила укол совести, ведь она вмешивалась в речевое развитие Дженны. Но потом она заметила, что ребенок стал заметно больше лепетать. Дженна смотрела прямо на Эшли и использовала существенно больше комбинаций согласных и гласных звуков. Эшли была в восторге. В скромной пиццерии ей удалось применить принципы, разработанные Голдштейном, и добиться результата всего за пятнадцать минут.

Эшли попросила у родителей Дженни разрешения еще на один эксперимент. Дело в том, что девочка активно использовала всего десять слов, среди которых были «книга», «молоко», «мама» и «пока». Однако родителям пока не удалось добиться, чтобы она произнесла новое слово сразу, как только услышит его. Эшли подумала: если методы Голдштейна работают, почему бы мне не попробовать технику 3D? Она взяла кусочек нектарина и начала размахивать им в воздухе, повторяя при этом: «Фру-у-укт, фрукт, Дженна». Ребенок смотрел на это, широко раскрыв глаза.

«Ну а теперь вы», — сказала Эшли Гленну и Бонни.

«Фру-у-у-у-у-у-укт», — начал тянуть Гленн, размахивая кусочком нектарина. В его исполнении обучение новому слову сильно походило на завывание призрака. Эшли поправила его: произносить слово нужно нараспев и ритмичнее двигать рукой. Гленн попробовал еще раз: «Фру-у-укт» и положил кусочек нектарина прямо перед дочкой.

«У-у-ут!» — пропищала Дженна, хватая кусочек «фру-у-у-укта».

Гленн засмеялся и сказал Эшли: «Не ожидал, что так быстро получится». Сама Эшли тоже этого не ожидала. Дженна продолжала повторять новое слово, пока нектарин не кончился.

К концу обеда родители Дженны стали использовать в два раза больше языка 3D и правильно называть предметы. На следующий день они научили дочку словам «носок» и «майка». Потом они стали внимательнее реагировать на слова и действия Дженны, и начался настоящий прогресс.

* * *

В 1950-х и 1960-х гг. лингвист Массачусетского технологического института Ноам Чомски изменил направление развития социологии своей теорией врожденной универсальной грамматики. По его мнению, все то, что дети видят, слышат и чему их учат, слишком фрагментировано и противоречит любым моделям, обосновывающим, почему дети так быстро постигают язык. То, что малыши слышат, не в состоянии объяснить все то, что они потом говорят. Чомски отметил, что дети не только повторяют услышанные ими предложения. Их никто не учил грамматике, но они в состоянии составлять уникальные предложения, с грамматической точки зрения близкие к идеальным. Поэтому Чомски предположил, что младенцы рождаются с врожденным пониманием синтаксиса и грамматики.

К 1980-м гг. Чомски стал одним из самых уважаемых ученых и остался таковым до начала нового века. Однако за последнее время процесс овладения языком был частично прояснен и понят. В процессе освоения языка нет ничего мистического, язык не появляется по заложенной в нас схеме. Каждый шаг в процессе его освоения основывается на аудио- и визуальном восприятии, выборе возможных вариантов ответа и интуитивном построении фразы. Все это выражается в речевых шаблонах, которыми начинает пользоваться ребенок. Даже сам Чомски рассматривал возможность того, чтобы задействовать в своей теории недавно открытые учеными механизмы освоения языка. В обществе бытует представление, что уровень речи и чтения ребенка обусловлен врожденными языковыми и речевыми способностями. Допустим, маме и папе стало ясно, что их дочь развита не по годам — в два года она уже говорила законченными предложениями, в три читала слова, к четырем — книги. Однако родители забывают о своем собственном влиянии в период первых двух лет ее жизни.

«Когда родители замечают прогресс в развитии своих чад, они видят его результаты, но не механизмы, которые этим прогрессом управляют, — говорит Голдштейн. — Родители видят изменения и думают: „Это врожденное, в ребенке что-то заложено“. Возможно, родители сами не понимают, как много они дают своему ребенку».

Согласно данным исследования Филиппа Дейла из университета штата Нью-Мексико, изучающего близнецов и тройняшек, только 25 % языкового познания можно отнести за счет генетики.

Интересно, а дети, которые начинают раньше развиваться, сохраняют свой «отрыв» в будущем? Если ребенок рано начал читать, значит ли это, что он будут лучше читать в начальной школе? Или, может быть, его быстро нагонят другие дети, как только и у них самих начнется процесс ускоренного освоения языка?

Ученые считают, что возможны оба сценария. Преимущество, которое имеют отдельные дети, вполне реально, но многие ребята нагоняют передовиков. Директор Центра исследования детского речевого развития при университете Айовы Брюс Томблин отмечает, что все показатели и измерения языковых способностей характеризуются высокой стабильностью во время обучения детей в начальной школе, однако до достижения этого возраста они могут сильно меняться. «Графики будущих результатов выглядят как разбросанные по комнате вареные макароны, — говорит он. — Единственная общая черта языкового развития детей — это изменчивость и непостоянство». Тамис-Лемонда пишет, что это распространяется и на малышей, которые поздно начали говорить, но уже в раннем возрасте понимали много слов. «Иногда кажется, что ребенок догоняет других, но он на самом деле и не отставал. У него быстро развивался пассивный словарь, то есть запас слов, которые он понимает, но не говорит. Он не говорил, потому что стеснялся или еще недостаточно контролировал свои мускулы, то есть моторику».

Джессе Снедекер из Гарвардского университета изучает судьбы приемных детей, родившихся в других странах, но проживающих в США. Зачастую они проводят год или даже больше в приютах или в домах приемных родителей, после чего переселяются в обеспеченные американские семьи. Некоторые приемные дети испытывают сложности в учебе, однако «они постоянно развиваются… и нагоняют родившихся в Америке сверстников в течение трех лет», — пишет Снедекер. Не имеет значения, в каком возрасте они приехали в США — в год или пять, а может быть, и в десять лет.